– Не знаю. – На лбу выступила испарина. Мне хотелось пообщаться с матерями, чьи дети, так же как и моя дочь, оказались способны на злодеяние, но стены подвала начали смыкаться вокруг меня. В сумке лежал незаполненный рецепт на лекарства и подгузник – я всегда носила с собой запасной.

– Это моя вторая группа. Другая собирается по понедельникам, но в понедельник вечером я обычно работаю; хожу туда, если удается уговорить кого-то меня подменить.

Я кивнула и сделала глоток тепловатого кофе.

– Твоя дочь сидит в тюрьме штата?

– Да. – Я огляделась в поисках выхода.

– Моя тоже. Ты часто свою навещаешь?

– Извини, а где здесь туалет?

Лиза указала вниз по лестнице. Я поблагодарила.

– Мы не такие уж плохие, – сказала она. – Ты сама поймешь, если вернешься из туалета.

– Ты знала с самого начала? – Слова выпадали из меня, будто выбитые зубы, но я должна была задать вопрос.

– О чем?

– Что она не такая, как все. Это было ясно с самого детства?

Лиза удивленно приподняла брови. Кажется, она поняла, что я лгала.

– Моя дочь совершила ошибку. Разве ты никогда не ошибалась, Морин? Мы все живые люди.

Мне хотелось уйти, уехать. Город душил меня. Спустя двадцать две недели я все еще не могла ходить по улицам. Я мечтала сесть с тобой в машину и покинуть это опостылевшее место. К морю. В пустыню. Куда угодно, сказала я. Только подальше отсюда. Ты не согласился. Дескать, без Вайолет ехать нехорошо, а ей сейчас нужна привычная обстановка.

После гибели Сэма я ни разу не посмотрела ей в глаза. Целыми днями я лежала в постели, а когда выходила на кухню, то в оцепенении разглядывала немытую посуду в раковине. У меня не было сил заниматься хозяйством.

Меня всюду преследовали напоминания о Сэме, а больше всего их было в ней. Щербинка между передними зубами. Запах простыней поутру. Ее любимые полосатые пижамы, так похожие на свитер, в котором он погиб. Дорога в школу. Купание.

Ее руки.

Было больно, но я продолжала искать его в ней и ненавидела ее за это.

Никто не заговаривал о нем – ни друзья, ни соседи, ни твои родители, ни твоя сестра, ни Грейс. Они спрашивали, как у нас дела, в их глазах сквозило сочувствие, однако никто ни разу не упомянул его имя. А я этого хотела.

– Сэм, – произносила я вслух, когда оставалась в одиночестве, – Сэм.

Через несколько месяцев после гибели Сэма я получила электронное письмо от Кэролайн, матери мальчика, погибшего два года назад на детской площадке.

Молюсь, чтобы вы нашли путь, по которому сможете двигаться дальше. Я не верила, что у меня получится, но мне наконец удалось вырваться из пелены скорби и обрести покой.

Это не про меня. Я удалила ее письмо.

– Хочешь уехать – поезжай одна, – сказал ты, заглянув ко мне в ванную. Я засунула голову под кран, чтобы не слышать.

Вечером я спросила, что ты имел в виду. Уехать? Куда? Ты хотел, чтобы я уехала.

– Есть места, где помогают справиться с горем, оказывают психологическую помощь.

– Хочешь упечь меня в психушку? – нахмурилась я.

– В санаторий. Я нашел один, за городом, всего в нескольких часах отсюда. – Ты вручил мне буклет, отпечатанный на плотной бумаге. – У них как раз есть свободное место.