Сев в машину, я еще раз все обдумала и решила: такие мысли до добра не доведут. Придется поверить, что моя дочь не толкала этого мальчика.

Вечером, когда я жарила креветки, ты обнял меня за плечи и уткнулся носом в щеку. К тому времени мы редко проявляли друг к другу ласку. Я отстранилась. Ты спросил, что со мной. Мне хотелось рассказать, где я была, и признаться: Я чудовище. Но я сослалась на головную боль. Ты покачал головой и вышел из кухни.

– Боюсь, сегодня не самый лучший день. – Мистер Эллингтон стоял в дверях, держа мокрое полотенце. Я стучала минут пять, пока он не открыл. Томас и Дэниел уехали к своей тете, сказал он, а миссис Эллингтон неважно себя чувствует.

Должно быть, на моем лице отразилось разочарование. Я повернулась, чтобы уйти, но он меня остановил.

– Подожди минутку, я спрошу, захочет ли она пообщаться. – Не разуваясь, я ждала в прихожей. Наконец мистер Эллингтон вернулся. – Поднимайся. Она в постели, отдыхает.

Хотя мне не доводилось бывать у них в спальне, я знала, куда идти, – в конец коридора. Ноги подкашивались от волнения. Раньше меня не приглашали в личные покои хозяев, поэтому я чувствовала себя особенной и взрослой.

Я тихо проскользнула в приоткрытую дверь. Миссис Эллингтон села в подушках. Ее волосы были обмотаны красным шарфом в цветочек.

– Заходи, солнышко. Какой приятный сюрприз. – Без макияжа ее глаза казались меньше, бровей словно и вовсе не было, но миссис Эллингтон по-прежнему выглядела красивой. Она похлопала по кровати рядом с собой. Я забеспокоилась – может, не следует подходить близко, вдруг это слишком фамильярно? Но она похлопала еще раз, так что я села рядом и вежливо сложила руки на коленях.

– Вид у меня сегодня не очень, верно, милая?

Не зная, что ответить, я украдкой оглядела комнату: золотистые шторы перетянуты красным шнуром, фактурные обои с узором из листьев – такие же, как в маминой спальне, только эти жизнерадостного желтого цвета, а наши унылые темно-зеленые. Я провела рукой по покрывалу в цвет штор. Все здесь дышало уютом и достатком. Мне вспомнилась мамина кровать, вечно незаправленная, с несвежим бельем.

– Вы поправитесь?

– Разумеется, поправлюсь. Я и не больна вовсе.

– Тогда что с вами? – Спрашивать, конечно, невежливо, но мне нужно было знать. В комнате пахло чем-то кисло-сладким, как будто йогуртом, который нам давали в школе. На тумбочке стояла коробочка с таблетками, такими же, как у мамы.

– Не думаю, что именно я должна рассказывать тебе про тычинки и пестики. Впрочем, ты уже большая девочка, тебе ведь десять лет. – Должно быть, я покраснела. Мы с мамой ни разу не обсуждали, откуда берутся дети, но я примерно представляла, как все происходит, подслушав ребят из школы. Миссис Эллингтон приподняла одеяло и натянула белую ночную рубашку на припухшем животе. Раньше я не замечала ее полноту. В отличие от моей мамы, она никогда не надевала ничего в обтяжку или не по размеру.

– У вас будет ребенок?

– Уже нет. Я была беременна, однако ребенок так и не родился.

Бессмыслица какая-то. Как это – «не родился»? Что тогда с ним стало? Куда он исчез? Миссис Эллингтон почувствовала мое недоумение. Она медленно, с усилием опустила одеяло и вымученно улыбнулась. На ее руке белел больничный браслет – у мамы был такой же, когда она тяжело заболела гриппом. Я не знала, что сказать.