Вряд ли ты помнишь имя того мальчика: Элайджа. Его хоронили в субботу в начале ноября. Перед похоронами два дня подряд лил дождь. У нас у всех было плохое настроение, как и всякий раз, когда в квартире становилось сыро и холодно. Мы оставили Вайолет дома с няней. Пока нас не было, она нарисовала картинку: двое детей, один улыбается, другой плачет, на его груди накалякано красное пятно – видимо, кровь. Я протянула тебе рисунок. Ты молча положил его на полку и вызвал для няни такси. Вайолет было почти пять лет.
Вечером, когда мы легли в постель, я предложила поговорить. День выдался тяжелый и печальный, но я не могла молчать. Ты знал, что я хочу обсудить.
– Черт возьми, ты что, ничего не поняла из сегодняшней проповеди? – процедил ты сквозь зубы и добавил: – Это же просто рисунок.
Нет, не просто рисунок. Я перевернулась на спину, глядя в потолок и теребя кулон на цепочке.
– Прими ее такой, какая она есть. Ты же мать.
– Знаю. Я стараюсь. Правда стараюсь. – Я пыталась убедить нас обоих.
Тебе требовалась идеальная мать для идеальной дочери, никак не меньше.
Утром рисунок Вайолет исчез. Среди мусора его не оказалось. Я проверила ведро на кухне, в ванной, рядом с моим столом. Я так и не спросила, что ты с ним сделал.
На похоронах священник говорил о том, что у Господа есть план для каждого из нас, и душе Элайджи не была уготована старость. Его слова не укладывались у меня в голове, ведь я знала, что именно случилось неделю назад в парке за детским садом. Я своими глазами видела, что произошло за несколько секунд до того, как бедный мальчик упал с высокой горки.
Я была измучена – Вайолет опять плохо спала ночью, просила пить, требовала, чтобы я включила свет. Уже несколько недель мне не удавалось поспать как следует. Возможно, из-за этого мои мысли перепутались, и я не могла нормально соображать.
Около десяти секунд. Именно столько Вайолет наблюдала за Элайджей. Он бежал с противоположной стороны большого игрового комплекса к самой высокой горке. Она стояла на самом верху, держа руки за спиной, и не сводила глаз с мальчика. Он направлялся к ней по качающемуся мостику, крича от восторга. Свежий ветер раздувал его длинные волосы.
Раздался глухой удар. Бум.
Вайолет без всякого раскаяния смотрела на неподвижное скорченное тело в полосатой кофте и брюках с завязками. Она оставалась невозмутимой, когда няня мальчика принялась звать на помощь – от ее надсадного крика закладывало уши. Она сохраняла спокойствие, когда врачи «Скорой» унесли его на маленьких детских носилках, в то время как многочисленные мамы и няни, не скрывая ужаса, прижимали к себе перепуганных детей.
Я в оцепенении смотрела на горку, осмысливая случившееся.
Вайолет стояла на краю горки и смотрела вниз, словно профессиональный ныряльщик, прикидывающий, как лучше прыгнуть в воду. «Осторожно! – крикнула я с тревогой. – Отойди оттуда, пожалуйста!» Если откровенно, я думала об опасности, о смерти. Ее смерти. Матери всегда об этом думают. Вайолет отошла и встала у ржавого рулевого колеса. Я не понимала, чего она ждет.