— Генри, — сказала она, — комиссия чистит наши киоски. Неужели ты ничего не можешь поделать? Так к началу базара ничего не останется.
— Где Мандер? Это его дело, — ответил викарий.
— Мистер Мандер, разумеется, уехал за мисс Мэйдью, — бойкая женщина шмыгнула носом и с криком: «Констанция! Констанция!» — исчезла.
— С этим ничего не поделаешь, — сказал викарий. — Так каждый год. Эти добрые женщины добровольно жертвуют своим временем. Обществу Алтаря без них было бы плохо. И они надеются, что им будет предоставлена возможность первыми выбрать из того, что прислано на базар. Правда, главная трудность в том, что они назначают цены.
— Генри, — сказала бойкая женщина, снова появляясь в дверях, — ты должен вмешаться. Миссис Пении оценила шляпку, которую прислала леди Кандифер, в восемнадцать пенсов и сама ее купила.
— Дорогая, как я могу что-нибудь сказать? Они никогда больше не вызовутся помогать добровольно. Ты должна запомнить, что они отдают свое время и труд… — но он обращался уже к закрытой двери.
— Меня беспокоит, — сказал он Матеру, — что эта юная леди надеется на овации и не поймет, что всех интересует сам базар. В Лондоне все совсем по-другому.
— Она опаздывает, — заметил Матер.
— Они могут взять двери приступом, — сказал викарий, нервно взглянув через окно на растущую очередь. — Я должен сознаться в маленькой военной хитрости. В конце концов она наша гостья. Она жертвует временем и трудом.
Время и труд были дарами, к которым викарий был наиболее чувствителен. Ими жертвовали охотнее, чем медяками. Он продолжал:
— Вы не видите снаружи мальчиков?
— Только женщин, — ответил Матер.
— О ужас! Я же предупредил начальника отряда Лэнса. Понимаете, я думал, если один или два бойскаута, не в форме разумеется, принесут свои альбомы для автографов, это понравится мисс Мэйдью, она поймет, что мы ценим время и труд… — И добавил скорбно: — Но отряд святого Люка всегда был самым ненадежным…
Матер взглянул на часы.
— Я должен поговорить с мисс Мэйдью сразу, — сказал он.
Вбежал молодой человек. Он обратился к викарию:
— Простите меня, мистер Харрис, но я хотел узнать, будет ли мисс Мэйдью говорить речь?
— Надеюсь, что нет. Я глубоко надеюсь, что не будет, — ответил викарий. — Уж не знаю, как удержать женщин от киосков, пока я буду читать молитву. Где мой молитвенник? Кто видел мой молитвенник?
Матер хотел сказать: «Послушайте. Ваш чертов базар совсем неважен. Моя девушка в опасности. Может быть, она уже мертва».
Гулкий голос произнес:
— Поднимитесь сюда, поднимитесь сюда, мисс Мэйдью.
— Не могли бы вы уделить мне минутку для личного разговора, мисс Мэйдью? — сказал Матер.
Но викарий оттащил ее.
— Один момент, один момент. Сначала наша маленькая церемония. Констанция, Констанция!
И почти немедленно комната опустела.
Необычайный шум послышался из соседней комнаты. Казалось, большое стадо животных ворвалось туда. Топот внезапно прервался. В наступившей тишине можно было услышать, как викарий спешно кончает молитву, а чистый мальчишеский голос мисс Мэйдью произнес: «Я объявляю этот благотворительный база…» — и снова послышался топот. Она сказала не так, как положено. Но никто не заметил. Все почувствовали облегчение, потому что она не стала произносить речь. Матер подошел к двери. Полдюжины мальчиков стояли перед мисс Мэйдью с альбомами для автографов в руках. Отряд святого Люка все-таки не подвел викария. Представительная дама в тоге сказала Матеру: «Этот киоск заинтересует вас, это Мужской киоск». Матер взглянул на кучу грязноватых перочисток, вышитых от руки кисетов. Кто-то подарил набор старых трубок. Он быстро соврал: «Я не курю».