Матер прочел протокол. Он читал медленно. Он ничего не сказал, но что-то в его поведении передалось суперинтенданту. Тот сказал: «Что-нибудь случилось?»

— Вы хотели, чтобы я дал ее фотографию? — спросил Матер, извлекая фотокарточку из-под крышки своих часов… — Вот она, сэр. Разошлите ее по всем участкам, а также в газеты.

— Но в протоколе ничего нет, — сказал суперинтендант.

— Каждый человек что-нибудь да вспоминает. Вы бы там ничего не смогли заметить, но у меня есть кое-какая своя информация об этом преступлении, хотя я о ней до сих пор не думал.

— Но ведь он ничего не вспомнил, кроме чемоданов, — сказал суперинтендант.

— Слава богу, что хоть это вспомнил. Это может значить… Понимаете, он здесь пишет, что запомнил ее, потому что она была единственной женщиной, которая сошла с поезда в Ноттвиче. А я зною, что этим поездом в Ноттвич приехала эта девушка. У нее контракт с местным театром.

Суперинтендант спросил неосторожно:

— И она из того самого типа, о котором вы говорили? Падка на уродов?

— Я думал, что она любит обыкновенных, — сказал Матер, глядя сквозь окно на мир, который шел на работу в этот холодный ранний день.

— Но если бы у нее было побольше присутствия духа… — ухмыльнулся суперинтендант, он думал, что Матер растерян, потому что его догадка оказалась неправильной.

— Ей не надо занимать присутствия духа, — сказал Матер.

Он отвернулся от окна. Он забыл, что суперинтендант был старше его по чину, он забыл, что надо быть тактичным с этими провинциальными полицейскими.

— Черт возьми, неужели вы не понимаете? Он не тащил своего чемодана, потому что должен был держать ее под прицелом. Он заставил ее пойти в жилой район, — сказал он и добавил: — Мне надо ехать. Он собирался ее убить.

— Ну уж нет, — сказал суперинтендант. — Вы забыли, она заплатила Грину и ушла с ним из дома. Он вышел с участка вместе с ней.

— Но я могу поклясться, что она в этом не замешана. Это абсурд, — и добавил: — Мы с ней помолвлены.

— Вот это да! — сказал суперинтендант.

Он помолчал, подобрал горелую спичку и принялся чистить ею ногти, затем подвинул фотографию обратно.

— Заберите ее, — сказал он. — Мы придумаем что-нибудь другое.

— Нет, — сказал Матер. — Это дело поручено мне. Размножьте фотографию.

Он не хотел смотреть на нее.

— Ее трудно узнать, но я протелеграфирую домой, чтобы прислали фотографию получше.

— Извините, Матер, — сказал суперинтендант, — не лучше ли мне поговорить с Ярдом? Попросить их прислать другого человека?

— Лучше меня вам не найти, — ответил Матер. — Я ее знаю. И если можно найти, я ее найду. Я немедленно выезжаю туда. Ваши люди могли что-нибудь пропустить.

— Этому должно быть какое-нибудь объяснение, — сказал суперинтендант.

— Понимаете ли вы, что если есть какое-нибудь объяснение, значит она в опасности, что она, может быть, даже…

— Тогда бы мы нашли ее тело.

— Мы и живого человека пока не нашли, — ответил Матер. — Попросите, пожалуйста, Сондерса поехать со мной. Какой адрес? — он записал его аккуратно, он всегда записывал факты, он не доверял своей памяти в большем, нежели теории и догадки.