— Мне нужно кое-что спросить.

— Уйди, — сказала старуха. — Мы с такими, как ты, дела не имеем.

Он нажал на дверь.

— Послушай, тебе же лучше будет.

Она отступила в темноту маленькой прихожей.

— Где ты достала эту сумку? — спросил он и добавил: — Мне не доставит труда свернуть тебе шею.

— Эки! — закричала старуха. — Эки!

— Чем вы тут занимаетесь, а? — спросил Рэвен.

Он открыл наудачу одну из дверей и увидел дешевый диван с торчащими пружинами, большое зеркало в позолоченной раме, картинку, изображающую обнаженную девушку по колено в море. В комнате пахло духами и газом.

— Эки! — снова закричала старуха. — Эки!

— Так вот в чем дело, — сказал он. — Ты — старая сводня! — И вернулся в холл. Но старуха уже была не одна. С ней был Эки. Он пришел из глубины дома, беззвучно ступая резиновыми подошвами. Высокий и лысый, с бегающими глазками, он поглядел на Рэвена.

— Что тебе нужно, мой милый?

Он принадлежал совсем к другому классу: хорошая школа и богословский колледж сформировали его выговор, что-то еще сломало ему нос.

— Какие выражения! — сказала старуха, глядя на Рэвена из-под опекающей руки Эки.

— Я спешу. Я не хотел сюда врываться. Скажите мне только, где она достала эту сумку, — ответил Рэвен.

— Если вы имеете в виду ридикюль моей супруги, — сказал лысый, — он был подарен ей (разве не так, Тайни?) квартиранткой.

— Когда?

— Несколько дней назад.

— Где она теперь?

— Она останавливалась только на одну ночь.

— Почему она отдала сумку?

— Мы в этом мире только раз, — сказал Эки, — а потому… вы помните эту цитату?

— Она была одна?

— Разумеется, она была не одна, — вставила старуха.

Эки кашлянул и мягко оттолкнул ее.

— С ней был ее возлюбленный, — он надвинулся на Рэвена. — Это лицо мне о чем-то говорит. Тайни, дорогая, принеси мне сегодняшнюю газету.

— Не трудитесь, это я, — сказал Рэвен и добавил: — Вы соврали насчет сумки. Если девушка была здесь, то она была вчера ночью. Я намерен обыскать этот бордель.

— Тайни, дорогая, — сказал лысый. — Выйди в заднюю дверь и позови полицию.

Рука Рэвена лежала на пистолете, он не вынимал его, но не спускал глаз со старухи, которая неуверенно затрусила к двери в кухню.

— Поскорее, Тайни, дорогая.

— Если бы я подумал, что она в самом деле пошла, я бы вас на месте пристрелил, но она ни в какую полицию не пойдет. Вы трусите больше меня. Она сейчас прячется в уголке, — сказал Рэвен.

— О нет, я уверяю вас, что она пошла в полицию. Я слышал, как хлопнула дверь, можете пойти и проверить, — сказал Эки. И когда Рэвен проходил мимо, он поднял руку и ударил его по виску кастетом.

Рэвен отдернул голову — он ожидал этого, — проскользнул в кухню, вынул пистолет.

— Стой, — сказал он. — Пистолет бесшумный. Я пришью тебя, как только двинешься.

Старуха была там, где он и ожидал ее увидеть, она скорчилась в углу между шкафом и дверью.

— О, Эки, чего ж ты его не ударил? — стонала она.

Эки начал ругаться. Грязная ругань текла из его рта без усилий, но ни тон, ни выговор не изменились. Это была все та же хорошая школа и богословский колледж. Многих латинских слов Рэвен не понимал. Он нетерпеливо сказал: