Из прихожей они попадают в огромную кухню, по меньшей мере сорок на двадцать, и потолок под четырнадцать футов, со здоровыми казенными складскими окнами. Даже сейчас, около четырех дня, все рабочее пространство заливает солнечный свет… мольберты, железные столики, стремянка, куски брезента… все то, что они видели в его студии в Холлендейле. Не успевает Нестор толком осмотреться, как хозяин с криком «Хэээээээй!» встряхивает его правую руку так, что, кажется, вывихнул в суставе, а затем хлопает по плечу, что на языке мужчин означает: «Мы ж с тобой, кореш, пуд соли съели».

– Мой фотограф… – начинает Джон Смит и зависает, подбирая, как догадался Нестор, подходящее вымышленное имя, – Нед, – заканчивает он. Нестор, Нед – на одну букву… Может, поэтому?

– Нейд! – повторяет Игорь на свой манер. С необъяснимым воодушевлением он стискивает руку «Нейда», а заодно снова бьет по плечу. – А почему бы нам не выпить! – Хватает с кухонного столика бутылку «Столичной», в которой почему-то плещется янтарная жидкость, и наливает в стакан. – Водабрика! – заявляет художник и опрокидывает в себя содержимое. Лицо приобретает апоплексический вид. Он ловит воздух ртом, пытаясь улыбнуться. Когда ему наконец удается выдохнуть, в воздухе воняет сивухой.

– Я добавляю в водку… как сказать?.. толику абрикосового сока. И получается водабрика! Вы должны попробовать. Пошли!

Он подводит гостей к здоровому деревянному столу с множеством стульев. Сам садится во главе стола, а Нестор и Смит – по бокам. Их уже поджидают такие же стаканы. Свой Игорь принес вместе с бутылкой и большим блюдом с закусками… квашеная капуста с какими-то ягодами… крупные соленые огурцы… ломтики говяжьего языка с хреном… селедка… красная икра… горы маринованных грибов вперемешку с вареной картошкой и яйцами… щедрые порции сливочного масла и майонеза в корзиночках из теста (где-нибудь за Арктическим кругом этих калорий человеку хватило бы, чтобы согреться, в знойном же Майами он рискует поджариться)… и над всем этим витают шибающие в нос запахи.

– Все считают, что русские пьют исключительно чистую водку, – начинает Игорь. – И, между прочим, они правы! Мы пьем чистую водку!

Джон делает вид, что оценил шутку, но кажется озадаченным.

– А знаете почему? Я вам покажу. На здоровье![43] – Он запихнул в рот кусок селедки и махнул полный стакан… снова апоплексическое лицо… и сивушное облако. – Сказать почему? Нам не нравится водка на вкус. Химия! А с закуской ты ее не чувствуешь. Только видишь. А если так? – Игорь жестом показывает, что вводит ее шприцем в вену, гогочет над собственной шуткой, берет пальцами с блюда здоровую корзиночку из теста и целиком запихивает в рот. Он жует и разглагольствует одновременно. Потом снова наполняет свой стакан и поднимает его, как бы говоря: «Водаприка, не что-нибудь!» Лыбится. Взгляд на Джона, на Нестора, вновь на Джона, и… опа!.. осушает стакан до дна. – А теперь вы!

Не вопрос. Не приказ. Широковещательное сообщение. Он налил им… и себя не забыл.

– Поехали… когда я скажу «на здоровье». О’кей? – Он переводит взгляд со Смита на Нестора… Им остается только согласно кивнуть. – На здоровье!