Я распахнул душу, и в эфир полетели слова:
Мне с юных лет родители твердили,
Что счастливы все те, кто Бога возлюбили.
"Будь добр и честен, и люби Творца
Сильней, чем любишь маму и отца.
Послушай наш родительский наказ,
Люби Творца, который создал нас.
Иначе сгинешь без следа, как комнатная муха,
Люби равно Отца и Сына и Святого Духа".
Но как сказать: "Да, я люблю Его",
Когда о Нем не знаешь ничего,
Что думает, как выглядит, что говорит,
Как веселится и каков, когда сердит?
Читал я Библию и вдоль, и поперек,
И много важных сведений я из неё извлек.
О книжниках, царях и о пророках,
О странниках, застигнутых злым роком.
Узнал я о чуме, о саранче, о гладе и о море,
О том, как древние одежды рвали в горе,
О том, как кит какого-то пророка проглотил
О рыбах, о пяти хлебах, и кто кого родил.
Узнал, что соляным столпом супруга Лота стала,
Бранились как евреи, хотя такое им и не пристало.
Прознал я многое о хеттах и о фарисеях,
Но то, что это значит всё, не стало мне яснее.
Писанье изучив, остался я в печали,
Теперь я понимал чуть меньше, чем вначале.
Остался без ответа извечный мой вопрос:
Ну почему, Создатель, ты нам не кажешь нос?
Чтоб Бога увидать, нужны большие знания;
Я в колледж поступил, дабы понять Писанье.
Там выучил я греческий, латинский и иврит,
Языки, на которых никто не говорит.
Но Ты опять пред мной не появился,
Поведай мне, Творец, на что Ты рассердился.
Быть может ты решил, что Твой закон таков?
Иль Ты, о, Всемогущий, устал от дураков?
Тебе, Отец Небесный, подвластны чудеса,
Ты телефоны ведаешь, а так же адреса,
Сними скорее трубку и сообщи всем ясно,
Где нам тебя искать, и будет всё прекрасно.
Как только мы услышим могучий голос твой,
Так сразу же колена преклоним пред тобой.
Но мы напрасно просим, ответа нет и нет,
Хотя и есть такие, кто знает твой секрет.
Отправился к монахам я, попам и богословам,
Меня молил я просветить хоть делом иль хоть словом.
Просил я их ответить попроще без затей,
За грех какой Отец Святой осиротил детей.
Но не сошлись они ни в чем по всем догматам веры,
Что истиной считал один, другой считал химерой.
По всем святым вопросам их мненья разошлись;
Вначале просто спорили, потом передрались.
Встают войной народы под знаменем Твоим,
Так почему ж не крикнешь грозно Ты слово "Баста!" им?
Ты мог бы к ним явиться, когда бы захотел,
Но Ты привык лениться, иль просто ни у дел?
Укрылся я в пустыне и стал в ночи рыдать,
От слез я утомился и завалился спать.
Проснулся я с улыбкой, понявши наконец,
Всё то, что Ты задумал для нас Святой Отец.
Х Х Х
Вдохнувши в наши души искру жизни.
Велел Ты возлюбить детей Твоих, и, чтобы их любя,
И в радости великой, и на скорбной тризне,
Мы, глядя в их сердца, там видели Тебя.
Ведь в мире нет народов выше или ниже,
И все мы дети одного Отца.
Лишь становясь друг другу ближе,
Мы начинаем понимать Творца.
Мои пальцы взяли два последних аккорда, и те долго умирали, плавая в студии. Некоторое время в помещении висела тишина, а затем оно взорвалось приветственными воплями и аплодисментами. Нельзя сказать, что они прозвучали для меня неожиданно, особенно с учетом того, что перед зрителями вспыхнула надпись, призывающая их к овациям.