Онфим сверкнул на него глазами, но грубить не стал, сказал ворчливо, отворачиваясь:

— А с полсотни наберётся.

— Пойдёт, — по-прежнему спокойно сказал Сухов и поздравил арбан-у-нойона: — С прибавлением вас, Изай свет Селукович!

Ближе к вечеру страсти улеглись, сонные нукеры один за другим заворачивались в шубы и кошмы, дозорные бродили то поперёк улицы, то повдоль, то грелись у костров.

Олег ещё засветло расположился в заброшенном сарае, где хватало слежавшегося сена. С ним на пару устроился Джарчи.

Посидев, поболтав о пустяках, нукер опоясался саблей и двинулся исполнять обет. Это было ещё до ужина. Успело стемнеть, а Джарчи всё не появлялся. Беспокоясь за непутёвого нукера, Сухов отправился на поиски, по дороге прихватив Чимбая.

— Вечно с ним что-нибудь не так, — проворчал тот, подхватываясь. — Не одно, так другое, не другое, так третье…

— Да уж… — откликнулся Олег.

Покрутившись по площади и около, они выбрались к месту стоянки сотни Бэлгутэя. Кроме пары часовых и лошадей у коновязей, все спали. Напротив, под стеной богатого дома с торговыми лавками, устроенными в подклетях, стояли бочки с вином и пивом, нукерами не тронутые. Но откупоренные местными выпивохами — не побоявшись близости «мунгалов», расхристанные личности в рваных армяках дорвались до бесплатного и нализались так, что лежали пластом, как мёртвые. «Господи, — похолодел Сухов, — да они и вправду мёртвые!»

— Огня! — крикнул Олег, оборачиваясь к дозорным. — Живо! Байза!

От костров подбежала пара человек с факелами и осветила место преступления — у всех пьяниц из раззявленных ртов текла синяя пена…

— Отравились! — охнул Чимбай. — Хотели нас отравить!

— Ага, — буркнул Сухов, — мы пить не стали, так они сами наглотались!

— А… чего?

— Не знаю, Чимбай…

Олег поднял факел повыше. Все бочки выкатывали из одного и того же погреба. Заснеженные ступеньки, ведущие вниз, были истоптаны, а низкая дверь стояла приоткрытой, отгребая створкой снег. Сухов спустился в погреб, пригибая голову, и сразу же увидел неподвижное тело. Это был Джарчи. Под сердце ему был всажен кинжал русской работы, с золотой рукоятью в форме орла, раскинувшего крылья.

— Чего там? — спросил Чимбай снаружи.

— Спускайся, поможешь.

Кряхтя, нукер пробрался в погреб и охнул, увидев труп Джарчи.

— Кто? — каркнул он, сжимая кулаки.

— Тот, кто отравил вино, кто запалил амбары с зерном. Тот, кого Джарчи поклялся выследить и убить. А я, дурак, понадеялся, что ничего-то у него не выйдет…

— Надо Бурундаю сказать, — выдавил Чимбай. — Всех тут вырежем! Подчистую! За Джарчи я им…

— Кому им? — резко спросил Олег.

— А то ты не видишь, чем зарезали Джарчи!

— То-то и оно, что вижу! Кому в голову придёт оставить в ране такой дорогой клинок? Тому, кто изо всех сил пытается науськать нас на оросов! Разве станет местный так глупо подставлять себя и своих? Тут поработал враг, Чимбай, настоящий, матёрый враг. Не вышло у него нам яду подсунуть, так он на Джарчи отыгрался — вдруг мы решим отомстить оросам? То-то ему радости будет!

— От того, что мы местных побьём? — туго соображал Чимбай.