Дура, идиотка, тебе бы от счастья прыгать, а ты?

Ты все боишься, что Андрей выставит тебя вон, и перестанет тобой интересоваться, и больше никогда не приедет к тебе в аптеку, и не уведет тебя в дождь на глазах у всех девиц, и не поцелует под крылечком холодными, твердыми, нетерпеливыми губами.

Ты не просто идиотка, Ковалева. У тебя тяжелое заболевание головного мозга. Радуйся тому, что есть у тебя сейчас. Тому, что будет вечером. Он сказал – я тебя заберу, что тебе еще нужно?!

Торопливо проглотив остатки кофе, Клавдия ополоснула чашку и, натягивая рукава свитера на мерзнувшие руки, пошла к задней двери, выходившей во двор. Со двора всегда приезжала машина с медикаментами. Она посмотрела на Андрюшкины часы, которые он дал ей поносить вместе с джинсами и свитером.

Было почти два. Сейчас придет машина.

– Нет, ребятки, – сказал Лев Ильич и поднял длинный, немного кривоватый палец, – дело совсем не в этом. Месть – категория не матерьяльная, – он так и сказал “матерьяльная”, – это вы приберегите для французского синематографа, – он так и сказал “синематографа”, – у нас все гораздо проще и лучше.

Обычно Андрей любил слушать его рассуждения и словечки, вступать с ним в дискуссии и неизменно оставаться побежденным. Чем-то он напоминал Зиновия Гердта. Но сейчас у Андрея не было времени слушать его забавную болтовню.

– Лев Ильич! – поторопил он и постучал пальцем по часам. – Мы к вам еще приедем. А сейчас, если можно…

– Можно, можно, – сказал Лев Ильич, нисколько не обидевшись, – старики болтливы и медлительны, их нужно подгонять и напоминать о том, что молодость нетерпелива…

Лев Ильич Измайлов соображал стремительно и безжалостно, как весенняя анаконда. Быстродействие его мозгов можно было сравнить разве что с быстродействием “Пентиума” последнего поколения, но нравилось ему прикидываться эдаким бабелевским ученым евреем, готовым рассуждать о чем угодно и когда угодно, лишь бы рассуждать.

– Значит, так. Муж Натальи Рогожской недавно почил в кругу близких и друзей. Я, конечно, добыл вам его завещание, как вы и просили, Андрюша, но вы можете себе представить, чего мне это стоило и сколько правил нарушили я и тот человек, который мне его показал. Можете представить?

– Можем, – сказал Андрей.

– Это самое главное, – Лев Ильич поглядел на них из-под очков. – Так что сослаться ни на меня, ни на это завещание вы ни в каком случае не сможете. Вы ведь понимаете это, ребятки?

– Мы все понимаем, Лев Ильич, – уверил Полевой. – В первый раз, что ли? Мы бы и сами все узнали, просто с вашей помощью быстрее и проще.

– И качественнее, прошу заметить, – добавил Лев Ильич, слегка уязвленный. – Качественнее!

– С этим никто не спорит, – согласился Андрей и под столом наступил Полевому на ногу, как мамаша слишком увлекшейся дочери. – Мы ждем, Лев Ильич!

– Должен сказать, что он оставил очень необычное завещание. Деньги, деньги, вот что главное, молодые люди! Деньги и больше ничего!

Машина пришла ровно в два часа. Клавдия очень любила принимать товар по пятницам, потому что фармацевтическая фирма, присылавшая машину именно в пятницу, работала, как швейцарские часы – точно, без отклонений, не торопясь и все успевая. Бумаги у них всегда были в полном и безукоризненном порядке, грузовичок сиял, сопровождающий любезен, а одетый в униформу шофер мил и приветлив.