Два последних, как по команде, обернулись и застыли перед растерянно остановившейся хозяйкой, не пуская ее дальше. Она разглядывала их одинаково тяжелые подбородки и думала, что у людей с такими челюстями обязательно должен быть хороший аппетит.
– Пусть уберет, – послышался негромкий голос третьего. Он уже сел за стол – спиной к залу.
Сопровождающие расступились, и Матушка смогла подойти к столу. Быстро похватала грязную посуду, передала подошедшей Ровенне, приняла от ее сестры традиционную кружку с морсом и тарелку с сухариками.
– Традиция?! – полувопросом-полуутверждением отметил гость и резким, повелительным жестом показал: – Сядь!
Бруни села напротив. Незнакомец рассматривал картину. Задумчиво нащупал сухарик, сгрыз в мгновение ока и взялся за второй.
– Если вы желаете отужинать, я могу предложить… – сказала Матушка.
– Тс-с-с! – гость прижал палец к губам. – Дева, изображающая Фею, дивно габаритна и чудесно хороша, краски – великолепно подобраны. Здесь чувствуется рука истинного мастера, но я не помню подобной манеры письма среди корифеев. Откуда у тебя это?
– Подарок друга, – пояснила Бруни, – мастера Висту Вистуна, главы Гильдии гончаров.
– Сколько ты хочешь за картину?
Посетитель впервые посмотрел на нее, и она почувствовала себя не в своей тарелке, однако ответила:
– Прошу меня простить, но картина не продается.
Незнакомец откинул капюшон, и Бруни – ни жива ни мертва, – узнала его величество Редьярда Третьего.
– Сколько? – веско спросил он. Бледность и испуганный вид собеседницы не укрылись от его взгляда. Он постучал пальцами по столу и добавил: – Я могу забрать и так!
– Можете – забирайте! – сведенными судорогой губами прошептала Матушка. – Картина не продается!
– Упорная? – хмыкнул король. – Упертая? Признавайся – ты ведьма?
Бруни мигом пришла в чувство, словно ее окатили ведром холодной воды. Она вдруг поняла, что король пришел вовсе не любоваться «Осенней феей», не ужинать и не беседовать об искусстве. Все это – присказка, а настоящий разговор только начинается. Поняла – и села ровнее, взглянула собеседнику прямо в глаза. Стыдиться ей было нечего – что бы люди ни говорили про ее отношения с Каем, перед собой и перед ним она была честна и чиста!
– Я – хозяйка трактира, – спрятав руки под стол и сцепив пальцы, чтобы не дрожали, негромко заговорила Бруни. – Это семейное дело, начатое еще моей бабкой, почтенной Савиной Селескин, и продолженное ее дочерью Хлоей, моей матерью. И я никогда не ощущала в себе тяги к ведовству… господин.
Она намеренно не назвала его «ваше величество». Король пришел инкогнито – громких слов произносить рядом с ним не следовало.
Редьярд сделал глоток, поморщился, подумал и допил морс до конца. Наклонился к Матушке так близко, что она разглядела каждую морщинку в уголках его глаз и каждый волосок в золотистой щегольски подстриженной бороде.
– Ты околдовала моего старшего сына, трактирщица, – из глаз цвета осколков озерного льда струился холод. – Из-за тебя Арк отказывается, когда придет время, взойти на трон! Что прикажешь сделать с тобой после такого, Матушка Бруни?