Вера слушала молча, опустив глаза от неловкости. Томка часто теребила ее:

– А как у вас с этим делом?

Видимо, пыталась понять – не это ли так привязало и так держит ее скрытную и скромную подругу? Конечно же, от подобных разговоров Вера уходила. Но задумывалась: «А действительно – как? Кажется, ничего особенного, ничего такого, от чего, как говорит Томка, едет крыша». И тут же себя останавливала – как будто ей есть с чем сравнить! Будто у нее такой же богатый опыт, как у Тамарки! Да, ничего такого, чтобы сойти с ума. Нежность – да. Но еще и печаль… А может быть, жалость? Только к кому – к себе самой или к мужу?

Может, это и есть любовь?

В конце июля Роберт впервые заговорил об отъезде. Да, да, об отъезде. Куда? Да куда угодно, лишь бы сбежать отсюда, из этого вязкого и топкого болота, от этой бесконечной лжи и абсолютной бесперспективности.

Вера поначалу рассмеялась:

– Ты серьезно? Кажется, сегодня не первое апреля! – Позже, когда поняла, что муж не шутит, расплакалась: – Зачем, куда? Здесь наша родина, какая ни есть. Язык. Дом. Привычки. Чужбина? Кому, скажи, она стала матерью? Вспомни русскую эмиграцию: поэтов, писателей, художников – тоска по родине, по родным берегам. Никто, слышишь, никто не обрел там душевного покоя! Быт, говоришь? Тряпки и колбаса? Да, согласна. Но быт и родина – несопоставимые вещи, слышишь? Лично для меня несопоставимые – извини.

Разговоры эти, ставшие ежедневными и бесконечными, выматывали и опустошали ее.

Приближался давно ожидаемый отпуск, и она предложила:

– Давай поговорим после, а? Я очень устала, тяжеленный год, Роб, сам знаешь. Дай мне обдумать, пережить эту мысль. Дай, в конце концов, с ней свыкнуться.

Согласился. Вера надеялась, что вдруг рассосется. Знала ведь мужа как облупленного: идей миллион, планов громадье. А на деле… Мыльный пузырь. Ничего на деле, вот что! Очень хотелось задать один вопрос: а там, за границей? Там не надо пахать и кормить семью? Только там, как она слышала, все гораздо сложнее. Это здесь, на родной земле, рай для бездельников – с голоду не сдохнешь, из квартиры не выгонят. Но ничего не сказала. Понимала, что Роберт трусоват. Решиться на такое? Нет, вряд ли. Запал, как обычно, пройдет, и он испугается, как всегда. Знала, что он боится ответственности, принятия решения, глобальных перемен. Это вам не шляться по якобы диссидентским компаниям и молоть языками на чужих кухнях. Это – воля и решение, это поступок. А на поступок он, ее любимый, не очень способен.

Муж уступил – все после отпуска.

В тот год в отпуск отправились под Кимры, в глухую деревню – на моря и курорты денег не было. Вера с тоской вспоминала прошлый год, Коктебель, море и горы. Счастье! Ну и правильно, что решилась тогда продать последнее из прошлой жизни, те золотые часы, с трудом уцелевшие в трудные годы. Но больше продать было нечего… А Вадик, с надеждой заглядывая ей в глаза, спрашивал:

– Мам, а в этом году мы поедем на море?

Вера вздыхала и отводила глаза. А Роберт делал вид, что не слышит.

В деревне Веру поразила красота девственных мест – озеро, лес, грибы, ягоды. Маленькая кособокая избушка на берегу, сказочная, невероятная.