Не отвлекаясь от приятного занятия, Борис пробормотал, что он тоже не пароход в тихой гавани.

— Вы, конечно, извините, — Катенька просунула голову в комнату, — но эта женщина дерет там нашу дверь.

Борис тихо застонал и отпустил Татьяну.

— Леди Макбет недобитая, — ругался он, выходя из гостиной.

— Боря! Осторожно! — крикнула вдогонку Татьяна. — У нее пистолет!

— Что? — оглянулся Борис. — Пистолет? Откуда? Бред какой-то!

Пилочкой для ногтей Галина исступленно полосовала обивку на двери Татьяны. Выдирала из прорех ватин, швыряла его на пол и выла от бешенства.

Она слегка отлетела в сторону, когда Борис открыл дверь и появился на площадке. Вырвал у нее пилочку, отшвырнул в сторону и дальше повел себя очень странно. Поднял ей руки и стал охлопывать под мышками, по бедрам, развернул к себе спиной и снова охлопал от плеч до колен. Словно преступника обыскивал перед тюрьмой. Он взял ее сумочку, расстегнул защелку и вывалил содержимое на ступеньки, внимательным взглядом все обследовал и сгреб обратно.

— Бред! — повторил Борис.

Он отдал сумочку Галине, быстро застегнул пуговицы на ее дубленке, нахлобучил ей на голову капюшон и потащил вниз по лестнице.

— Не вздумай закатывать истерики! — пригрозил он. — Если откроешь рот, я затолкну тебя в сугроб и буду охлаждать, пока не успокоишься. Поняла? Я не шучу!

Галина поверила: он не шутит. Всегда был спокоен и понятен, в последнее время как с цепи сорвался. Злобный волкодав!

Но с другой стороны! Не оставил ее, идут вместе, он крепко держит ее за локоть.

Борис не стал ловить такси. Они будут два часа тащиться в пробках, и в машине Галина может распоясаться, а в метро вряд ли станет устраивать сцены.

Он молча конвоировал жену всю дорогу, и она тоже не пыталась завести разговор. Заплакала уже в двадцати метрах от их подъезда. Он держал ее под руку, но не подумал сбавить шаг, Галина не поспевала за ним и унизительно семенила рядом, поскальзываясь, чуть не падая.

Им встретилась соседка, встревоженно спросила, не случилось ли какое несчастье. Борис только кивнул. Не рассказывать же о котике в духовке.

В лифте рыдания Галины набирали обороты, звук усиливался. А Борис думал о том, что одни и те же человеческие эмоции могут вызывать полярные реакции. Его сердце всегда превращалось в воск при виде и звуке женского плача. Галина часто добивалась желаемого, включая свои голосовые связки и слезы. Если приходилось наказывать Тоську, то ее слезы рвали Борису душу. Он едва сдерживался, чтобы не броситься к дочери, утешить ее и попросить прошения. Но сейчас на плач Галины его сознание отзывалось лишь глухим раздражением.

Он думал привезти ее домой и тут же уйти. Но бросить женщину, которая обессиленно упала на тумбочку для обуви и заходится в рыдании? Это было бы апофеозом жестокости, которую он над ней сегодня совершил.

Сквозь слезы Галина то выкрикивала проклятия, то просила прощения, то клялась в любви, то обвиняла его. В ее возгласах настойчиво повторялось одно слово — «правда»: я правда тебя люблю, ты правда ошибаешься, я правда все прощу, ты правда все прости…