Когда он торопливо поздоровался с Катенькой, открывшей ему дверь, и, не снимая пальто, прошел в комнату, увидел Татьяну, то проклятия, которые он всю дорогу мысленно посылал жене, перешли в ярость.

Он знал это выражение на лице Тани — печально-обреченное и вместе с тем фанатично-упрямое. Видел его дважды: наутро после их первой ночи и когда уговаривал ее выйти за него замуж. В голове у нее поселилось нечто благородное до самопожертвования и нелепое до идиотизма.

Ни слова не говоря, Борис повернулся к дамам спиной, отправился в прихожую, снял с вешалки и перекинул через руку дубленку Галины.

Он вернулся в комнату, подошел к сидящей на диване Галине, схватил ее за руку и потянул:

— Пошли!

— Что? Куда? — сопротивлялась Галина.

Она вырвала руку, отталкивала мужа и вдавливалась в спинку, словно хотела спрятаться внутри дивана или намертво прилипнуть к нему, как жвачка к Тоськиной одежде.

Галина принялась размахивать руками и брыкаться ногами. Борису не удавалось утихомирить, поймать ее одной рукой, в другой он держал дубленку. Не долго думая, он перекинул дубленку на плечо, схватил Галину за плечи и рывком поднял на ноги.

— А-а-а! — верещала Галина. — Что ты делаешь? Ненормальный! Пусти! Куда?

— Боря! — присоединилась к крикам Татьяна. Она вскочила на ноги. — Боря! Прекрати!

Борис, не заботясь о том, чтобы действовать вполсилы, так тряхнул Галину за плечи, что у нее едва не отлетела голова, а крики превратились во всхлипы заики:

— Ты! Как ты? Меня? А сам… с этой… лахудрой!

Как ни была взволнована Татьяна, но она не могла не удивиться: откуда Галина знает ее детское прозвище?

Борис отволок Галину в прихожую, распахнул входную дверь и удержался от жеста, которым он наградил любовника жены, просто выставил жену вон и захлопнул дверь.

— Так с женщинами не поступают! — гневно встретила его Таня, когда он вернулся к ней.

— А так? — спросил Борис, крепко обнимая ее и целуя лицо, шею, волосы.

Татьяна не отталкивала его, но и не отвечала на ласки, была напряжена, как пластмассовая кукла.

— Танюша, я тебя очень люблю! Ты моя дорогая, ненаглядная, единственная!

Она нисколько не расслабилась. У нее в ушах еще звучали слова, которые он говорил Галине: «Хочу целовать тысячи раз каждую клеточку твоего тела». Хорошо хоть, не повторялся и ей такого не заявлял. Или говорил?

— Я тебя люблю, — Борис попытался пошутить, — больше, чем свой первый в жизни велосипед.

Никакой реакции, вжала голову в плечи, укрываясь от его губ:

— Боря, подожди! Ты не понимаешь…

— Нет, — перебил он ее, — это ты не понимаешь. Не знаю, что здесь наговорила Галина, но я бы разошелся с ней, даже если бы не встретил тебя. А если бы мы познакомились с тобой год, два, три назад — то я ушел бы из семьи не задумываясь. У меня есть два веских основания изменить свою жизнь. И я ее изменю, даже если придется заклеить тебе рот и обмотать липкой лентой.

Он говорил, не переставая настойчиво целовать ее. Старался быть нежным, хотя более всего ему хотелось встряхнуть Татьяну, как он несколько минут назад встряхнул Галину.

— С твоим появлением, — Таня расслабилась, подняла подбородок, чтобы ему удобнее было лобызать ее шею, — моя жизнь превратилась в бесконечный кошмар.