– Верно.

– Папочка работает?

– Да.

– Знаешь, что папочка делает на работе?

– Да. Он режет людей!

На мгновение она забыла, что Эш – хирург, и удивилась, не с серийным ли убийцей она живет.

– Режет людей?

– Да, он режет тела, чтобы людям было лучше!

– Ах, да. Конечно.

– Он спасает людей!

– Да, верно.

– Только если ему грустно, значит, человек умер.

– Да, это печально. Папочка еще работает в Бедфорде? Или он работает теперь в Кембридже?

Девочка пожала плечами.

– В Кембридже?

– Он занимается музыкой?

– Да. Да, он играет. Но очень-очень-очень-очень плохо! – она сказала это, хихикая.

Нора тоже рассмеялась. Хихиканье Молли было заразительным.

– А… у тебя есть тети и дяди?

– Да, есть тетя Джайя.

– Кто такая тетя Джайя?

– Папочкина сестра.

– А еще кто?

– Дядя Джо и дядя Эван.

Нора почувствовала облегчение: в этом времени ее брат жив. И он с тем же мужчиной, что и в ее олимпийской жизни. И он явно общался с ними, так что Молли знала его имя.

– Когда мы в последний раз видели дядю Джо?

– На Рождество!

– Тебе нравится дядя Джо?

– Да! Он забавный! И он подарил мне панду!

– Панду?

– Мою любимую обнимашку!

– Панды – тоже медведи.

– Только добрые.

Молли зевнула. Она становилась сонной.

– А мамочка и дядя Джо любят друг друга?

– Да! Ты вечно висишь с ним на телефоне!

Это было любопытно. Норе казалось, она ладит с ним только в тех жизнях, в которых не участвовала в «Лабиринтах» (в отличие от ее решения продолжить плавать, кофейное свидание с Эшем случилось после пения в группе). Но это нарушало ее теорию. Нора гадала, не стала ли сама Молли связующим звеном. Может, эта малышка залечила рану, нанесенную отношениями между ней и братом.

– У тебя есть бабушки и дедушки?

– Только бабушка Сэл.

Нора хотела спросить про смерть своих родителей, но, пожалуй, сейчас было не время.

– Ты счастлива? Когда не думаешь о медведях?

– Думаю, да.

– А мамочка с папочкой счастливы?

– Да, – проговорила она медленно. – Иногда. Когда ты не устаешь!

– А мы часто весело проводим время?

Она потерла глаза.

– Да.

– У нас есть домашние животные?

– Да. Платон.

– Кто такой Платон?

– Наш пес.

– А какой он породы?

Но она не получила ответа, потому что Молли уснула. И Нора легла рядом на ковер и закрыла глаза.

Когда она проснулась, ее лицо лизал чей-то язык.

Лабрадор с улыбчивыми глазами и виляющим хвостом радовался и волновался, обнаружив ее.

– Платон? – спросила она сонно.

– Это я, – казалось, махал он в ответ.

Было утро. Свет лился в комнату сквозь занавески. Плюшевые игрушки – включая панду и слона, которого Нора заметила раньше, – валялись по всему полу. Она взглянула на постель и увидела, что та пуста. Молли в комнате не было. И шаги, тяжелее детских, по лестнице.

Она уселась, понимая, что выглядит ужасно после сна на полу в растянутой футболке с надписью Cure (которую она узнала) и в клетчатых пижамных штанах (их – нет). Потрогала лицо: щека, на которой она лежала, помялась, а волосы – длиннее в этой жизни – были грязными и растрепанными. Она попыталась оправиться, насколько это возможно, за две секунды до прибытия мужчины, с которым она спала каждую ночь, но при этом не спала ни разу. Муж Шрёдингера, так сказать.