Нора улыбнулась. Хотя всего двадцать четыре часа прошло с тех пор, как она попросила Нила повесить объявление в «Теории струн», ей уже обзвонились люди, желающие брать уроки.

– Я учу играть на пианино. И помогаю в приюте для животных по вторникам. Но у меня всегда найдется часок… И, если честно, мне тоже не с кем играть в шахматы.

Усталая улыбка осветила лицо миссис Элм.

– Что ж, это было бы приятно, – она выглянула из окошка своей комнаты, и Нора проследила за ее взглядом.

Там шли человек и собака, Нора узнала их. Дилан выгуливал бульмастифа Салли. Ту самую, тревожную, с ожогами от сигарет, которой она понравилась. Она задумалась, не разрешит ли ей хозяин квартиры завести собаку. Ведь согласился же он на кота, в конце концов. Но придется подождать, пока она сможет заплатить за квартиру.

– Одиноко, – проговорила миссис Элм, – тут. Просто сидишь. Мне казалось, что игра уже кончена. Я как одинокий король на доске. Видишь ли, не знаю, какой ты меня помнишь, но вне школы я не всегда была… – она замешкалась. – Я подводила людей. Не всегда была легкой. Я делала то, о чем сожалею. Я была плохой женой. Не всегда хорошей матерью. Люди в каком-то смысле махнули на меня рукой, и не то чтобы я виню их.

– Ну, вы были добры ко мне, миссис… Луиза. Когда мне тяжело приходилось в школе, вы всегда знали, что сказать.

Миссис Элм задышала ровнее.

– Спасибо, Нора.

– И вы уже не одна на доске. Пришла пешка и присоединилась к вам.

– Ты никогда не была пешкой.

Она сдвинула фигуру. Слон занял сильную позицию. Легкая улыбка тронула уголки ее рта.

– Вы победите, – заметила Нора.

Глаза миссис Элм внезапно обрели живость.

– Ну, в этом-то и прелесть, не правда ли? Никогда не знаешь, как все закончится.

И Нора улыбнулась, глядя на фигуры, которые у нее еще остались, и обдумывая следующий шаг.