«Куда вы идете? – спросила она слабым голосом. – Я, я боюсь!»

«Чего? – спросил я, стараясь контролировать страстные вибрации моего голоса и говорить беззаботно. – Темноты? Мы сейчас зажжем свет, вот видите, вы, вы… – и к своему удивлению я разразился громким насильственным смехом. – Нет причин для страха! Идем!»

И я быстро поднял ее, легко перенес через каменный порог и аккуратно поставил внутри. Наконец-то внутри, слава Богу! Я закрыл главную дверь за нашей спиной и запер ее! И снова тот же странный невольный смех сорвался с моих губ сам собой, и эхо дома смерти ответило ему гробовым ужасным гулом. Нина цеплялась за меня в плотной тьме.

«Почему вы так смеетесь? – вскричала она громко и нетерпеливо. – Звучит просто ужасно».

Я сдержал себя усилием воли.

«В самом деле? Простите меня, мне очень жаль! Я смеюсь потому, моя дорогая, что наша прогулка под луной так приятна и весела, не правда ли?»

И я прижал ее к сердцу и грубо поцеловал. «А теперь, – прошептал я, – я вас перенесу, ведь ступени слишком грубы для ваших маленьких ножек, дорогая, для ваших изящных белых маленьких ножек! Я вас понесу на руках в моих сладостных объятиях! Да, перенесу вас осторожно вниз в волшебный грот, где лежат бриллианты, великолепные бриллианты – и все они для вас, моя любимая жена!»

И я поднял ее с земли, как если бы она была маленькой хрупкой девочкой. Пыталась ли она сопротивляться или нет – я сейчас уже не помню. Я перенес ее вниз по осыпающейся лестнице, ставя ногу на каждую кривую ступень с уверенностью прекрасно знавшего это место человека. Но мой разум был замутнен, круги красного огня вертелись в темноте перед глазами; каждая вена в моем теле, казалось, готова была взорваться; скрываемые муки и ярость моей души были так сильны, что я думал, что сойду с ума или упаду замертво, прежде чем завершу свой план. Когда я спускался, то почувствовал, как она цеплялась за меня; ее руки были холодны и вспотели на моей шее, как будто кровь в ней застыла от ужаса. Наконец я ступил на последнюю ступень и коснулся пола склепа. Я опустил мою бесценную ношу и, освободившись от нее, замер на секунду, тяжело дыша. Она схватила мою руку и хрипло прошептала:

«Что это за место? Где же свет, о котором вы говорили?»

Я не ответил, а лишь отстранился от нее, вытащил спички из кармана и зажег шесть больших свечей, которые установил в различных углах склепа прошлой ночью. Ослепленная светом после полной темноты она не сразу определила природу того места, где находилась. Я наблюдал за ней, все еще завернутый в тяжелый плащ и в шляпе, которые так эффективно меня маскировали. Что за вид у нее был в этой обители разложения! Прекрасная, нежная, полная жизни, с сияющими бриллиантами под складками дорогого меха, который покрывал ее тело, и в темном капюшоне, откинутом назад, будто для того, чтобы усилить сверкание ее золотых волос.

Внезапно ее потрясла догадка о назначении мрачного дома, окружавшего ее, когда желтый свет от восковых свечей выхватил каменные ниши, изодранные покровы, ржавеющие доспехи, мрачные формы поеденных червями гробов, и с воплем ужаса она помчалась к тому месту, где я стоял неподвижно, как статуя в кольчуге, и, обхватив меня руками, стала цепляться, обезумев от страха.