Захарченко смотрит на меня. Я молчу. По мне, Мозговой был крутым командиром. Но какое значение имеет то, что думаю я.
— …Ко второму году войны из первых командиров осталось процентов двадцать — каждый пятый, — говорит Захарченко. — Кто-то уехал в Россию, кто-то в Крым…
— А что? С ними что-то случилось? Их… что-то изменило?
— Власть и деньги. Нельзя привыкать к убийствам. Убить на войне можно, никуда не денешься. Но нельзя привыкать убивать.
— А кто привык?
Захарченко называет короткий, из трёх букв, позывной одного из легендарных «полевых командиров». Сейчас он уже ушёл с Донбасса.
Первую половину лета, полтора месяца, шли тяжелейшие бои за город Шахтёрск, которые в каком-то смысле стали Сталинградом и Курской дугой для Донбасса — по крайней мере, там часто так говорят.
Впрочем, памятуя о том, что под Шахтёрском было подбито более 120 единиц украинской бронетехники — осознаёшь, что некоторые основания для таких сравнений есть.
Захарченко уверен, что в полном смысле армия Донбасса — из отдельных, более или менее обстрелянных и опытных подразделений — сформировалась именно там.
— По моему, Константин Симонов сказал, что на передовой проявляется человеческая сущность, оголяется всё, — рассказывает Захарченко. — Близость смерти счищает всю шелуху, которая была, и оставляет только то, что есть внутри, то, что не уходит. Я сталкивался с тем, когда в бою поднималось необстрелянное подразделение и половина сразу же убегала, и это нормально: люди боятся. Если из ста человек остаётся пятьдесят, а у врага — триста, то шансы на победу резко падают, а когда соотношение один к трём — это нормально. Когда мы выходили на Шахтёрск, я построил остатки своего батальона: две роты послуживших бойцов у меня было и рота новобранцев — они даже курс молодого бойца ещё не прошли. То есть человек шестьсот передо мной стояло. И я сказал следующую фразу: «Со мной идут только добровольцы. Домой вернутся не все. Мне в бою нужны люди, на которых я могу рассчитывать. Если кто останется здесь — по-человечески пойму и ничего не скажу. Служить будете и дальше. Если вы сейчас останетесь — это не предательство. Но если вы начнёте уходить в бою, буду расстреливать. Всё». 178 человек шаг вперед сделало, и вот с ними я и поехал. Если всех вместе сосчитать, то с танкистами, с БМПшками — было двести человек.
Где-то две с половиной тысячи наступало с той стороны на Шахтёрск, по всем канонам военной науки и тактики нас должны были снести и не заметить. Просто численностью задавить. У них было двести единиц боевой техники, у нас… шесть. Шесть!
Шахтёрск ополченцы взяли за два дня; и потом отстояли, не сдали. В Шахтёрске украинская армия впервые применила тактический ракетный комплекс «Точка-У»: воронка от неё была глубиной в два человеческих роста и пятнадцать метров в диаметре.
Именно под Шахтёрском, в окопах, Захарченко познакомился с Владимиром Кононовым, начавшим воевать ещё со Стрелковым в Донецке, а в Шахтёрске командовавшим сводной бригадой.
— Под Шахтёрском я должен был встретиться с ополченцем «Батей» для координации дальнейших действий, — рассказывает Кононов. — Приезжаю и спрашиваю: «Где найти „Батю“»? — «В окопе спит». Он до этого сутки не отдыхал. Я нашёл его, бужу его и представляюсь: «"Батя", я „Царь“, поговорить надо». А моим позывным был «Царь», это ещё со студенческой молодости прозвище. А он открыл глаза и отвечает: «А я император!», поворачивается на другой бок и снова засыпает… Так мы и познакомились.