– И Русалко приблизь. Он тоже хорош в деле… Поверь мне…

– Это я видел… С разумом твой сотник… Давай, что ли, прощаться, чтоб время не терять…

Братья обнялись.

А через несколько минут небольшой отряд в две сотни словенской дружины и два десятка дружины из крепости Карелы, погнал лошадей ровным аллюром, полностью заняв неширокую зимнюю дорогу на большом по протяжённости участке. Встречные, один за другим идущие два купеческих обоза, следующие из Муромских земель в сопровождении наёмных охранников-варягов, остановились, и направили сани в сугроб.

Гостомысла узнали, и путь ему уступили, как уступали всегда его отцу князю Буривою.

Варяги обозной охраны, не зная последних событий, даже не посмотрели на князя Войномира, хотя он старался выехать в сторону, чтобы его заметили. Но вои, приставленные для охраны князя, быстро направили коня Войномира в общий строй, и оттеснили его на противоположную сторону дороги…

Сокращая время пути, княжич Гостомысл предпочитал не останавливаться ни в городах, ни в небольших селениях, ни даже, имея сейчас достаточные силы, чтобы оказать организованное сопротивление любому нападению, в словенских или в кривеческих крепостицах и острогах, которых, чем ближе к границе, становилось всё больше и больше. Более того, он даже объезжал без остановки города по окружным дорогам, зная, что лучше потратить полчаса или час или даже два часа на небольшой круг, чем завязнуть, как в болоте, в узких городских улицах, по которым ехать придётся шагом, да ещё на приветствия горожан отвечать, да ещё непременно встречаться с местной знатью, которая обязательно пожелает пир устроить, от которого отказаться нельзя, не прослыв невежливым зазнайкой. Так всегда бывало, но сейчас этого гостеприимства следовало избегнуть во что бы то ни стало. Обязательно в случае отказа скажут, что не успел Гостомысл князем стать, как уже от людей дистанцию начинает держать. Это многим не понравится. Хотя самому Гостомыслу до этого дела было мало. Для него главное было в том, чтобы не задерживаться.

Вечером, когда устраивались на ночлег в придорожном лесу, где больших сугробов из-за растительной густоты не намело, Гостомысл приказал не ставить себе палатку, хотя палатка была приторочена к седлу заводного коня[90]. Он предпочёл ночевать, как и все, на импровизированном ложе из еловых лапок. Но, когда княжич собирался уже улечься, повернувшись лицом к костру, чтобы, по примеру отца, перед сном посмотреть на успокаивающее пламя, к нему подошёл князь Войномир, сопровождаемый двумя непременными воями охраны, выставляемыми сотником Бобрыней.

– Ты, вижу, так ничего и не хочешь сообщить мне? – присев рядом с костром на поставленное стоймя полено, спросил князь.

– А ты считаешь, я обязан что-то сообщать тебе? – Гостомысл поднял взгляд на князя.

– Я понимаю прекрасно, что победитель ничего не должен пленнику, – Войномир грустно улыбнулся. – Но я не думаю, что есть какой-то смысл скрывать от меня, куда держим путь. При самой большой гордости, мне трудно предположить, что поездка предпринята только из-за меня, но быть попутным грузом, не ведающим, что его ждёт, тоже не слишком весело…