Дорога шла то бором, то выныривала из под сосен в поле, где стояла не покрытая снегом смерзшаяся стерня, то миновала овраги с незамёрзшими ручьями, и круто взбиралась по склону. «Пень с бородой» шёл впереди, и удивлял всех способностью ходить быстро, невзирая на свой возраст. Носильщики едва-едва успевали за ним. Но это не удивительно. Они же шли с грузом, и старались груз нести аккуратно, не побеспокоив княжича. Когда Бобрыня сменялся, то старался ехать рядом с носилками, и время от времени заглядывал за занавеску, чтобы посмотреть в лицо княжичу. Гостомысл спокойно спал, привалившись к обшитым бархатом подушкам. Должно быть, жалтонес, в дополнение к успокой-траве, напоил его каким-то сильным сонным снадобьем, и теперь уже кошмары княжича не мучили. По крайней мере, он не метался так, как это было по пути от Рарога к Старгороду, и не был в холодную погоду мокрым от горячечного пота. Но и пить не просил, хотя Бобрыня, заботливо захвативший с собой баклажки с мёдом, когда первые носилки вынужденно выбросили, положил их в ногах Гостомысла в новые носилки. Рунальд, спросив, что в баклажках, не воспротивился. Тоже знал, как мёд помогает при отраве. Впрочем, мёд помогает при всех ранах и болезнях.

В один из моментов, когда дорога, выйдя из голого по времени года, тоскливо и сумрачно смотрящегося осинника, привела в скалы, за которыми внезапно повернула в сторону, прямо на самом повороте встретился отряд франков, состоящий из рыцаря и десятка простых воинов. Дружинники, услышав возглас Бобрыни, поставили носилки на землю, и встали впереди них, выставив копья в боевое положение. Но франки с места не двинулись, и никак не проявляли агрессивности.

Сделал успокаивающий жест и сам жалтонес. Но не прокомментировал встречу. Он сам, ещё быстрее, чем раньше, пошёл к франкам. Рыцарь, оставив сопровождение на месте, подъехал к жалтонесу, и что-то сказал, не покидая седла. Разговор происходил далековато, и ветер относил слова, поэтому никто не понял, о чём они говорят. Рунальд, покопавшись под плащом, вытащил из под своей широкой одежды мешочек, и протянул рыцарю. Тот в ответ, словно товаром обмениваясь, протянул другой мешочек, в котором что-то звонко звякнуло. Голос переходящих из рук в руки золотых монет оказался более различимым, чем разговор двух человек, и словене вполне ясно уловили его. Но им было совсем не до местной торговли неизвестно чем. И потому, когда рыцарь развернул коня, и пустил его вскачь, жестом приказывая своему отряду следовать за собой, жалтонесу никто не задал ненужного вопроса. Кроме того, словене прекрасно понимали, что к таким странным личностям, как «пень с бородой» могут обращаться совершенно разные люди, от нищего до короля, и у всех бывают свои надобности, не похожие на надобности других.

Дальше дорога, обогнув несколько монолитных скал, превратилась в узкую тропу, уходящую в густой смешанный лес, и здесь носильщикам пришлось совсем туго. Чтобы поместиться с носилками на тропе, им пришлось встать не по сторонам длинных ручек, а внутри, и при этом наступать впередиидущему на пятки. Из-за неудобства менялись чаще, а потом вообще пошли парами, и стали ещё чаще меняться, чтобы сохранить тот же темп передвижения и не отставать от низкорослого, престарелого, но скорого на ногу жалтонеса. А того, казалось, совсем не беспокоил вопрос, отстанут носильщики от него или нет. Он шёл, как и раньше, словно куда-то опаздывал, и странно было видеть человека его возраста, способным к подобным переходам.