Бобрыня вдруг отодвинулся от стрелецкого сотника, а Русалко неожиданно покраснел.

– Много слухов ходит, – сказал он хриплым голосом и с заметным волнением. – Я сам слышал, как мои стрельцы это обсуждают. Они не думали, что это умышленное убийство, они обсуждали случайность, которая возведёт на стол Вадимира. Но я знаю Вадимира с детства. Мы вместе росли. И голову готов покласть на плаху, если не прав. Вадимир любит старшего брата, и никогда против него не пойдёт. А подослать убийцу… Надо совсем не знать Вадимира, чтобы так говорить. Нет, Вадимир такого наказа не даст.

– Слава Свентовиту, если это так, – согласился Веслав. – И добро Вадимиру, что у него друзья такие.

– Но не это главное. Надо ещё знать жену Вадимира, чтобы с уверенностью отвергать, – сказал вдруг Бобрыня.

– Жену? – переспросил Веслав. – А кто его жена?

– Дочь знатной хозаритянки, бывшей рабыни.

– Та-ак… – протянул Веслав раздумчивое слово. – Там хозаритянка, здесь хозаритянин. Это вам всем ни о чём не говорит?

– У меня в сотне ещё трое таких, – сказал Русалко.

– Вот как! – Веслав опять задумался.

– Надо у всех стрелы проверить, – решил Бобрыня. – У всех троих.

– Как я их обижу? – спросил Русалко. – А коли ни при чём они?

– Тогда проверяй у всей сотни, – предложил воевода. – Это не так обидно твоим хозарам будет. Но ничего не объясняй. Может, даже и не Семуша стрелял, а кто другой такими же стрелами. Проверь.

– Да, я так и сделаю!

– Стрелы с меткой ищи.

– Понятно, что не простые.

– И не откладывай! Сейчас же проверь.

Русалко на всех посмотрел, словно согласия спрашивая, и быстро вышел вместе с Телепенем и проводником, что Телепеня привёл…

Теперь перед дверью во вторую комнату домика жалтонеса ходил Веслав, а место Русалко у окна занял уже Бобрыня. Все ждали, когда «пень с бородой» скажет своё слово. Ждать пришлось не слишком долго. Вскоре дверь отворилась, и Рунальд вышел один. Посмотрел только на воеводу, других словно не замечая. Но молчал.

– Что скажешь? – не выдержал всё же Веслав.

– Скажу, что привезли вовремя, завтра было бы уже поздно.

– Спасёшь княжича?

– Не знаю… – Рунальд обещать ничего не хотел, и это заметили все. – Здесь – не спасу. В лес надо, ко мне в избушку…

– Когда?

– Прямо сейчас.

Воевода и не подумал спорить. Коротко глянул на Бобрыню, на Рачуйко со Светланом, и сказал, ничуть не сомневаясь:

– Пойду к князю носилки просить. У его дочери есть. Ты, сотник, готовь свою дружину в сопровождение.

Бобрыня кивнул, и собрался было выйти.

– Всю дружину я не возьму. Шуметь будут, а мой лес тишину любит, – сказал вдруг «пень с бородой».

– Носильщики со сменой, – уступив требованию без возражений, продолжил распоряжаться воевода, – и десяток в охрану.

– Носильщики и будут охраной… – подытожил жалтонес. – И всё. И быстрее. Надо отправить его, пока спит. Я дал ему отвар корня успокой-травы[169].

– Пусть так. Я пошёл… – Веслав заторопился…

Самому сотнику Бобрыне в этот раз пришлось тоже быть носильщиком, поскольку оставлять княжича без своего пригляда он не хотел, а Рунальд кроме носильщиков брать к себе в лес никого не разрешил. И так, восемь человек – это ему показалось слишком много. Четверо несли носилки, в то время как вторая четвёрка отдыхала в сёдлах. Кони работающей четвёрки велись на поводу, точно так же, как и конь самого Гостомысла. Дружинники надеялись, что избушку Рунальда княжич всё же сможет покинуть верхом.