Его рука влезла в липкое холодное месиво, и он выругался.

Каша.

Все верно, ему же обещали еду и воду…

Вот только воду приносили в миске, а кашу подавали без ложки, из-за чего ему приходилось утолять голод и жажду как собака.

Подумав о воде, Елагин понял, что давно хочет пить. Особенно жажда усилилась после его долгих и бесплодных призывов о помощи. Он провел языком по запекшимся губам.

Сергей Викторович, управляющий крупного и успешно развивающегося банка, стоял на четвереньках на полу в душном подвале и жадно лакал мутную воду из заляпанной жиром миски.

Напившись, он вытер рот и, щурясь от яркого, режущего глаза света, уставился на петлю. Петлю, предназначенную для него.

– Сумасшедший ублюдок, – хрипло выдавил он, с трудом заставив себя отвести взгляд. – Не дождешься…

Елагину показалось, что в углу что-то шевельнулось, и, побледнев, он повернул голову в сторону куклы.

– И ты! Ты, ты тоже не дождешься! – ожесточенно выкрикнул Сергей Викторович.

Кукла, ухмыляясь, смотрела на него.

«Почему она покачивается?! – в панике думал он, вытирая струившийся по лицу едкий пот. – Это из-за вентиляции?! Или у меня начались глюки?!!»

Кряхтя, он поднялся на ноги и заковылял к чучелу.

– Я не виноват в твой смерти, – прошептал он. – Я все искупил… Это все стечение… – он всхлипнул, – стечение обстоятельств!

Висящий манекен холодно взирал на плачущего мужчину.

– Ты сама… сама виновата!

Вскрикнув, он ухватился за талию куклы и с силой рванул вниз. Раздался сухой треск, и в руках ошеломленного Елагина оказались ветхие обрывки юбки. Несколько секунд он тупо пялился на лохмотья, затем, взвизгнув, ухватился за плечи манекена, повиснув на нем всем своим весом.

– Я не виноват! – прокричал он. – Я не…

Закончить он не успел, так как голова манекена выскользнула из петли и кукла упала прямо на него. По случайному стечению обстоятельств она оказалась своим фотолицом прямо напротив расширенных глаз Сергея Викторовича. Всхлипывая от страха и безысходности, он сорвал фотографию, после чего отшвырнул куклу прочь. «Лицо» давно погибшей женщины было разорвано на мелкие клочья, которые, кружась в спертом воздухе, полетели в ведро, предназначенное для туалета.

– Я не хочу, – проскрипел Елагин, опускаясь на пол. – Я ничего не хочу… Оставьте меня в покое…

За стальной дверью послышалась возня, и он устало поднял голову.

Щелкнула задвижка, откидывая переговорное окошко в виде крохотного квадратика.

– Привет, урод, – раздался знакомый голос, и Сергей Викторович дернулся, словно его ударили током.

В окошке появилось лицо Пастора:

– Как дела? Ты сегодня в неплохой форме.

– Пошел ты, – вяло отозвался Елагин.

– Хамишь. Ну да ладно. В твоем положении это вполне естественно, – улыбнулся Пастор. Внимательно оглядев помещение подвала, он с укоризной качнул головой:

– Зачем хулиганишь? Маму мою на пол сбросил… Не лучше ли было встать на табуретку и закончить одним махом? Всего один шаг вперед, и через минуту-две ты труп. По крайней мере, это было бы справедливо. И смотрелись бы вы гармонично.

Елагин издал свистящий звук, словно воздух выходил из проколотой камеры.