Реджу меньше всего хотелось опять оказаться внизу. Он бы предпочел остаться наверху, а не спускаться на четыре палубы к Джофину, но Джон так вцепился в записку, что, похоже, не Реджу придется искать капитана.

— Я догоню тебя у капитанского мостика, как только закончу с хлебом, — сказал он Джону. — Удачи.

— Тебе тоже, — коротко улыбнулся ему Джон, и они разбежались в разные стороны.

Редж не останавливался всю дорогу до Большой лестницы, которая вела на палубу «D». Коридоры первого класса были непривычно пусты, он слышал, как поскрипывают и постанывают деревянные и металлические панели, будто жалуясь, что судно накреняется неестественным для него образом. Он пронесся через ресторан первого класса: люстры склонились под кривым углом, а накрытые к завтраку столы так и продолжали ждать пассажиров, которые никогда не придут. На кухне никого не было, лишь Джофин одиноко сидел у хлебной печи, уставившись на нее мутными глазами.

— Привет, юный Редж. Тебя привел сюда пустой желудок? Похоже, он всегда чует, что у меня на подходе свежий хлеб. — Язык у него заплетался, и от него пахло виски.

— Я должен отнести хлеб в шлюпки.

Джофин махнул в сторону горы буханок, остывавших на подносах.

— Бери, сколько сможешь унести. Жаль будет, если они пропадут. Да не забудь себе чего-нибудь оставить. Там есть масло.

— Вы собираетесь подниматься к шлюпкам? — спросил Редж, пораженный таким спокойствием повара.

— Скоро-скоро, — улыбнулся Джофин.

Редж схватил полотенца, чтобы не обжечь руки, и поднял поднос с дюжиной горячих буханок. Ноша казалась неподъемной, но он справится.

— Увидимся наверху! — крикнул он. — Удачи вам, сэр.

Редж поспешил обратно тем же путем, настолько быстро, насколько ему позволял тяжелый поднос с хлебом. Стрелки висевших у Большой лестницы часов приближались к половине второго ночи.

«Почему я не валюсь с ног от усталости?» — подумал он. Спать ему совершенно не хотелось, каждый мускул, каждый нерв были натянуты до предела. Он никогда прежде не чувствовал себя до такой степени бодрым. Голова работала, не уставая.

Редж отнес поднос Лайтоллеру, который приказал матросам забрать его. Редж не видел, куда понесли хлеб дальше. Он хотел было отломить кусочек для себя и для Джона, но передумал: он был в таком напряжении, что кусок в горло сейчас не полез бы.

На левом борту оставалась одна последняя шлюпка. Редж услышал, как около нее что-то обсуждала группа ирландцев.

— Энни, одумайся! Финбар, может быть, уже сидит в другой лодке. Садись и спасай себя и детей.

— Я не могу бросить его. Он мой первенец, мой ангел. — Голос у нее был высокий, полный отчаяния. Она повернулась и увидела Реджа. — О! — воскликнула она. — Это же вы привели моих заблудившихся сыновей в каюту. Вы помните?

— Конечно помню, мэм.

— Один из них, Финбар, потерялся. Брат этой женщины пошел искать его, но они до сих пор не вернулись, а все говорят, что мне надо садиться в лодку. Но как я могу оставить своего любимого мальчика? Это будет неправильно, абсолютно неправильно. Скажите, что мне делать? Я не знаю, что мне делать. — На руках у нее не переставая кричал ребенок, двое других детей испуганно жались к юбке.