Алекс не мог выдержать эту сладкую пытку, не вмешиваясь: он помогал, направлял, скользил рукой вдоль члена, обильно смоченного слюной, проводил им по тонкой шее и губам, купаясь в ощущениях. Алекс остановился, заменив член пальцем, чтобы не закончить так и не начав, затем мягко толкнул Лею на простыни, разводя ноги, но входить не торопился. Он медленно целовал ее, прикусывая губы, а пальцами дразнил клитор, пока она не поползла на его руку, как кошка, повинуясь каждому движению. Лея была готова принять его – Алекс не медлил больше. Они вместе тихо застонали – громко нельзя, – задыхаясь от острых ощущений. Горячо. Никакая пустыня не сравнится. Лея вжалась отполированными ноготками ему в спину, тяжело дыша, выгибаясь навстречу оргазму. Алекс ловя волну, вошел глубоко, жадно вбиваясь в нее, готовый взорваться. Но нельзя, пока не узнал:

– Ты хочешь еще детей?

– Что? – не поняла Лея.

А Алекс понял и, поцеловав ее еще яростней, быстро вышел, кончая, измазывая бедра семенем. Но это ведь не первый раз Леи, а он так голоден – марафону быть.

– А… опять? – удивилась она, когда Алекс такой же готовый, перевернул ее на бок, неспешно овладевая снова, исследуя ее грудь.

– Я так долго ждал, – шептал он. – Так хочу тебя.

– Это я ждала. – В ее словах не было упрека, только понимание, но Алекс всё равно ощутил укол совести: душой он был верен, а телом предавал. Пытался жить настоящим, не вышло. Теперь его прошлое стало самым светлым будущим, и он будет верен ему до последнего вздоха.

Лея проснулась, когда ночь растаяла, а на кромке неба блеснула слабая розовая полоска – скоро рассвет. В теле была непривычная приятная тяжесть, между ног слабо саднило – Алекс первый и последний мужчина, кому было позволено касаться ее, – а душа пела. Лея приподнялась, заглядывая за сооруженную на кровати из одеяла и подушек невысокую стену, и ее сердце затопила нежность и умиление.

Алекс давал большой палец сыну и скупо улыбался, когда тот крепко хватался за него. Лея привстала, прикрыв обнаженную грудь простыней. Ей хотелось быть с ними в момент знакомства и узнавания. Но малыш Алекс, завидев ее, накуксился и захныкал – голодный. Она взяла его, завернутого в покрывало, на руки.

– Он мокрый был, – смущенно проговорил Алекс, явно не понимая правильно он сделал, или не нужно было лезть с его-то нулевым опытом.

Лея одобрительно провела пальцами по его лицу и, покормив, передала сына сконфуженному отцу. Она поднялась, надела свое белое прозрачное платье и, накинув сверху чуть менее прозрачный халат, вышла.

В предрассветной тиши был слышен стук в дверь и тихий приказ царицы. Лея вернулась через минуту:

– Айме омоет его и переоденет, – она мягко забрала ребенка и снова выскользнула из спальни.

Когда вернулась, Алекс стоял на балконе, широкой спиной заслоняя проснувшееся солнце. Точно такой, каким она его запомнила: идеальная, высеченная из твердого камня статуя древнего бога, только у Алекса внутри билось сердце. Большое, трепетное сердце. Возможно, он был меньше, чем бог, но точно больше, чем обычный человек. А для нее, для Леи, он был целым миром.