Пауза. И она что-то слишком затянулась в этом пустом, залитом солнцем танцевальном классе. А ведь она дала себе слово быть обворожительной и раскованной с ним. И главное – не краснеть, не плакать, не казаться тупой провинциалкой из Нового Иордана.
– Приятные духи у тебя, – сказал он, явно потому, что затянувшееся молчание начало уже давить.
– Это Immortel, бессмертник.
– Немножко нелепо для аромата, а? Бессмертный, вечный. Аромат – это один вдох, и все ясно.
– Я после спектакля «Дориан Грей» эти духи купила.
– Фанатка английского балета, понятно, – Эдуард Цыпин усмехнулся. – Смертный аромат… Откуда такие мысли в такой хорошенькой головке, а?
Он бросал это свое «а?» с ленивым любопытством.
– У меня сестра болеет.
Она стояла перед ним, не ощущая своих духов, а лишь чувствуя его запах. Широкие мускулистые плечи, обтянутые белой футболкой, мощная шея. Знала отлично, что не то, не то, не то начала говорить, но уже не могла остановиться. Как в прошлый раз, когда слезы… О, гадство!
– Это скверно.
– Давно болеет, с самого рождения. Орет все время, писается. Вонючая, сумасшедшая идиотка. Я хочу, чтобы она умерла.
– Шуша!
– А ты красивый как бог. Я вот уже полгода не знаю, что с собой делать, потому что ты… Я вас люблю, Эдик.
Такого он явно не ожидал. Он даже отступил. Ей показалось, вот сейчас он повернется к ней спиной – странной нескладной дурочке, не умеющей ни кокетничать, ни флиртовать, ни очаровывать, а лишь пороть всю эту чушь, повернется и уйдет. Покинет ее навсегда. Как же такое можно допустить?
Она бросилась к нему, прильнула всем телом, обвив его шею руками.
Это называется вешаться на шею. Мать это так называет – вешаться на шею первому встречному. Пусть так. Он не первый встречный – он принц Фортинбрас.
– Шуша.
– Не уходи, пожалуйста.
Она поцеловала его, отыскав губами его рот.
– Не уходи от меня.
Его руки коснулись ее спины, его тело напряглось.
– Девочка, тебе не рановато шутить такие шутки?
Она не отпускала его, тыкаясь как слепая губами в его губы, подбородок, горло, плечи. Ее рука скользнула вниз к его бедрам, шаря, расстегивая.
Он уже был готов, когда она поняла это, то приникла к нему еще плотнее, ощущая под пальцами его горячий твердый член. Она снова нашла его губы, мазнула по ним языком, а затем начала его ласкать.
– Тебе не рано шутить такие шутки со мной?
Она не ответила, пряча свое пылающее стыдом лицо у него на плече. Но рука ее делала свое дело – сжимала, гладила, двигаясь то быстрее, то медленнее, подчиняя своему ритму, зажигая тот огонь, который уже нельзя погасить.
Они покачивались, тесно прижавшись друг к другу, словно в танце, на фоне гигантского балетного зеркала. Вот он глухо вскрикнул и зажал ее кисть в своей руке. И она почувствовала у себя в горсти горячее и липкое.
Из них двоих кончил лишь он один. Но дышали они оба как запаленные кони.
Она не смела поднять на него глаз. Трепеща от стыда и страха, что каждую минуту сюда в танцевальный класс кто-то может зайти и застать их. Но не было сил оторваться от него, разомкнуть объятия.
И он, принц Фортинбрас, тоже освобождаться не спешил.