– Начнешь снова корчить из себя спеца из центра, плюну, уйду.

– Да катись, пожалуйста!

И они снова мирно зашагали рядышком. Мимо аптеки, продуктового магазина, дворов, заставленных машинами, мимо пятиэтажек из белого силикатного кирпича. Окна первых этажей распахнуты настежь, ветерок колышет кружевные занавески, толстые коты вроде как дремлют на подоконниках, кося желтым глазом на суетящихся на асфальте голубей.

Порх! И голуби взлетели. И только белый пух на кошачьих усах.

На углу – бочка квасная, рядом на стуле – румяная блондинка, девушка – колобок лет тридцати пяти в фирменной робе «Мытищинский квас».

– Федюня, привет!

– Здравствуй, Шура.

– Вечерком ко мне не заглянешь, а то у меня антенна что-то барахлит, не пойму, Первый канал не ловит совсем.

– Ладно, выберу время, зайду.

На следующем углу еще одна сдобная «девушка» лет сорока, брюнетка, открыв дверь палатки «Мороженое», зычно приветливо окликает:

– Федюньчик, мой племянник вчера стал играться с той машинкой на батарейках, что ты подарил, да и сломал там что-то. Зайди, почини, а то он весь вечер вчера ревел.

– Хорошо, Розанна, вечером приду.

Катя тут же вспомнила про пирог с «курятинкой» – ага!

– Ты тут прямо нарасхват, – заметила она. – И всем помогаешь?

– Они мне как троюродные сестры, – ответил он.

– Хорошо, когда масса родни.

– Не жалуюсь.

И они шагали дальше. Отчего-то Кате казалось, что являют они собой довольно комичное зрелище.

Улица вела их мимо магазина «Тысяча мелочей», мимо «Молочной лавки», мимо шести аптек, мимо конторы с надписью «Адвокаты», дальше, дальше, мимо городского сквера.

Катя увидела кофейню на противоположной стороне на первом этаже особняка, выкрашенного охрой. На тротуаре за оградкой, оплетенной искусственными цветами, – столики под белыми тентами и много припаркованных мотоциклов.

– То самое место?

– Так точно.

Вид у кофейни и улочки был настолько мирный и тихий, что трудно даже представить, что тут грохотало и клокотало второго мая – дрались, стреляли. Девушка, очень красивая, бросалась бешеными оскорблениями, которые можно смыть только кровью.

– Странный ваш городок, – сказала Катя. – Похожий и непохожий на другие подмосковные города. Все не так, как на первый взгляд кажется.

– Вон церковь, – указал Федор Басов. – А вон там, в новом флигеле, он живет с женой и своей родственницей Анной Филаретовной.

– Отец Лаврентий? А что за родственница?

– Свояченица его отца. Моя мать ее знает.

За ажурной оградой в конце улицы виднелась церковь. Невысокая, из красного кирпича, новая, окруженная с одной стороны строительными лесами.

Они подошли к ограде, и Катя подумала: все тут еще не достроено, хотя двор уже аккуратно расчищен от строительного мусора, дорожки проложены и клумба разбита. Цветы и те высажены. Но чего-то не хватает, чего-то самого главного. И потом она поняла: новая церковь не имела крестов ни на куполе, ни на колокольне.

Через двор от церкви располагался одноэтажный дом – тоже из красного кирпича, совсем новый, крытый металлочерепицей. Окна дома плотно зашторены, дверь закрыта, а вот дверь церкви распахнута и даже приперта внизу кирпичом.