— Даже не старайся, — хихикнула Марина. — Я уже привыкла. Не представляю, как я раньше жила без всего этого сумасшествия?

— Хм. Дай подумать. Спокойно?

— Скучно! Но главное — ты просто бездонный ларец со знаниями. Я за эти полтора года с тобой узнала намного больше, чем за всю свою предыдущую жизнь.

— Не обольщайся, — усмехнулся государь, — я обучаю тебя, потому что мне нужен разумный собеседник и вменяемый помощник. Но тебе, как я заметил, точные науки не по душе?

— Не то чтобы… — чуть пожав плечами, ответила она, — просто очень тяжелы. Но ты не думай — я не отказываюсь. Это безумно интересно!

17 декабря 1606 года, Москва

Дмитрий вошел в небольшую затененную комнату. Один подсвечник на столе с тремя тусклыми свечками. У окна, спиной к двери, стояла грустная, осунувшаяся женщина в черной монашеской одежде.

Государь подошел и аккуратно коснулся ее плеча.

— Мам…

— Зачем ты пришел? — глухим голосом спросила она.

— Прости меня… я плохой сын… совсем плохой…

— Тебе от меня что-то нужно?

— Я хочу, чтобы у меня снова появилась мама.

— Так ты, наконец, поверил в то, что ты мой сын? — спросила она, повернувшись. Глаза ее были влажными. — Или ты до сих пор считаешь себя самозванцем?

— Я не знаю, — покачал он головой. — Я долго думал, долго пытался хоть что-то вспомнить. Все слишком странно. Там, где я вырос, мне не приходили в голову мысли о моем происхождении. Меня ведь воспитывали женщина с мужчиной. Именно их я считал своими родителями. Только…

— Что? — спросила Мария Федоровна, хлюпнув носом.

— Они всегда были ко мне холодны и безразличны. Особенно когда у них родились свои дети. Я не понимал почему. Думал, что я просто ревную, хочу их внимания и тепла. Теперь понимаю, как ошибался. Очевидно же — я был им чужим. Воспитывали, но душа ко мне не лежала. Наверное, у них просто не было выбора, когда им всучили меня. Меня окружало столько лжи, — покачал он головой.

— Тебе понравилась эта ложь?

— Сложно сказать. У меня там была любимая бабушка. По крайней мере, мне говорили, что я ее любил, а она во мне души не чаяла. Мне нравилось в это верить. Она была единственным человеком, которого я любил… со слов отца. А потом оказалось, что ее выдумали. Этот крест, — Дмитрий вытащил свой золотой нательный крест, — я заказал в ее честь. Сейчас я ношу его в напоминание о растоптанной надежде.

— Ты хочешь, чтобы я ее тебе заменила? — повела бровью Мария Федоровна.

— Нет, — покачал головой Дмитрий. — Я хочу, чтобы у меня вновь появилась мать. Настоящая. А не та призрачная сказка, которая меня порядком достала. Те люди… они ведь все знали, но молчали…

— Не кори их, — мягко улыбнувшись, произнесла Нагая, — они дали тебе хорошее образование и воспитание. Лучше, чем могли бы дать и я, и твой отец…

— Понимаю. Но мне от этого не легче.

— Какие они были?

— Мам… не все знания одинаково полезны. И не все из них нужно демонстрировать. Ты думаешь, почему этот иезуит распушил хвост и привез мощи столь досточтимого святого? Я в Смоленске имел глупость сказать лишнего, продемонстрировав то, что не стоило. И вот результат. Для державы — неплохо. Для меня — опасно. Я знаю слишком много того, о чем говорить не следовало бы. И моя старая жизнь полна таких вещей. Нас могут подслушивать, или ты случайно что-то расскажешь. А меня потом будут ждать последствия. Ведь все, что мы говорим, может быть использовано против нас…