— Выполнять! — рявкнул ротмистр ожидающим окончания спора между офицерами вахмистрам.

Барабан забил мелкую дробь, вахмистр рванул рубаху на Онищенко, негнущимися пальцами запутавшемся в шнуровке.

— Васька! — Сенин толкнул друга под руку. — Скачи к шефу! Шемета понесло, сейчас непременно что-то будет.

Давыдов, коротко кивнув, вскочил на коня и галопом вылетел за ворота казармы.

Медальон с оглушительным звоном упал на каменную кладку плаца, увлекая за собой пятнистую шкуру в месиво грязи и конского навоза. Войцех рванулся к строю, на ходу расстегивая доломан.

— Корнет! — срывающимся голосом завопил вдогонку Зубов. — Что это значит?

— Собираюсь принять наказание, господин ротмистр! — гордо вскинув голову, сообщил Шемет. — Это моя вина. Утром на смотру недоглядел.

— Не корчите из себя шута, корнет, — брезгливо скривился ротмистр, — вы — дворянин и офицер, нижний чин, поднявший на вас руку…

— Я - прусский дворянин, — ухмыльнулся Войцех, — и меня, вероятно, уж сегодня разжалуют. Прикажите продолжать, господин ротмистр.

Зубов набрал в грудь воздуха, остановился, сжал кулаки. Разумеется, о порке графа Шемета не могло быть и речи. Но как исправить положение, сохранив лицо, он решительно не представлял. Сенин, воспользовавшись моментом, накрыл дрожащего от холода гусара плащом, и отвел его к углу казармы, от греха подальше.

— Наденьте мундир, корнет, — мрачно заключил Зубов, — не паясничайте. Я подам рапорт о вашем недостойном поведении. А ваш протеже пройдет сквозь строй по приговору суда. Это я вам обещаю.

— Господин ротмистр! — попытался вмешаться Сенин, и Зубов окинул его гневным взглядом.

— И о вашем, господин поручик, тоже! Вы, как вышестоящий офицер, обязаны были вмешаться.

— Да подавайте, чего уж, — в сердцах отозвался Сенин, протискиваясь сквозь толпу смешавших ряды гусар к другу.

Стук копыт возвестил о прибытии генерал-лейтенанта. Давыдов, бывший адъютантом Шевича, воспользовался положением, чтобы ворваться к нему без доклада во время званого обеда для штаб-офицеров. За Шевичем приехал командир эскадрона, полковник Лейвенгауз, в спешке позабывший вытащить салфетку из-под ворота мундира, и полковой лекарь, присутствовавший на обеде.

— Разойтись! — скомандовал шеф, соскакивая с коня. — Господа офицеры, ко мне!

— Я… — начал было Зубов, но Шевич перебил его.

— Поручик Давыдов доложил мне об обстоятельствах дела. Гусара Онищенко — в лазарет. Корнета Шемета, поручиков Давыдова и Сенина — под домашний арест. Сдайте ваши сабли, господа.

— А меня-то за что? — возмутился Давыдов, протягивая саблю полковнику Лейвенгаузу.

— Суп остыл, Вася, — окинул его насмешливым взглядом Шевич, — вот за что. И благодарите бога, что не на гауптвахту.

— Благодарим, ваше превосходительство, — ответил за всех Войцех.

— Третий день уж тут сидим, — печально заметил Давыдов, откладывая томик «TraitИ des grandes opИrations militaires» Жомини, — скорей бы уж что-то решилось.

— Ты, Вася, не переживай, — ответил Сенин, — тебя Иван Егорович отечески пожурит за остывший суп, тем и отделаешься. Ценит он тебя, и правильно делает. Вот нас с Шеметом и в крепость суд засадить может.