Сами они разместились в светлой и чистой горенке добротного деревянного дома, принадлежавшего пану Гинкуносу, Ольсядскому старосте. Онищенко, браво подкручивая черный ус и сверкая огненным взглядом, произвел большое впечатление на молодую и смазливую старостиху, чем и воспользовался, натащив в горницу пуховых думочек, вышитых красными петухами рушников и прочего скарба, создающего домашний уют.

По зимнему времени учения занимали всего несколько предобеденных часов, и вечера Шемет с Сениным проводили в Тельшах, где в офицерском собрании и в доме городского головы проходило некое подобие светской жизни.

Сослуживцы приняли их настороженно. Петербургский лоск и безукоризненные манеры бывших гвардейцев новые товарищи поначалу сочли признаком излишнего гонору и великосветского чванства. Обсуждалось все, от привычки Войцеха сопровождать свои мысли обилием французских цитат, до пристрастия Сенина к кельнской воде, которой он благоухал ввечеру.

Даже в скромности их обмундирования некоторые недоброжелатели усматривали желание привлечь к себе особое внимание. Синие мундиры новоприбывших, расшитые по последнему регламенту всего лишь шелковым шнуром, в отличие от серебра, за которое по старой традиции держалось большинство офицеров Гродненского полка, отличались безукоризненным кроем и носили на себе несомненный отпечаток столичного шика. Карл Иоганнович, получивший в качестве платы пуговицы и галуны с лейб-гвардейских доломанов и ментиков, расстарался вовсю.

Лед, впрочем, удалось растопить в самое непродолжительное время. Друзья больше слушали, чем говорили, щедро делились познаниями в военной науке и манежной езде, лишь недавно введенной в столичный обиход, от дежурств и поручений не бегали, но и перед начальством не выслуживались. Дух товарищества, царивший в Гродненском гусарском полку, возобладал над предубеждениями, и за чашей пунша молодые офицеры были торжественно приняты в дружеский круг.

Общественная жизнь в Тельшах с приходом гусарского полка оживилась, хотя местная шляхта верноподданническими настроениями не отличалась. На танцевальные вечера и благотворительные балы съезжались окрестные помещики, сопровождаемые дочерями на выданье и скучающими женами, в офицерском собрании и в доме городского головы по вечерам царило необычное для захолустного городка оживление.

Корнет с некоторым замешательством обнаружил себя в центре самого пристального внимания. В столице, где чины и звания имели даже большее значение, чем деньги и титул, за выгодного жениха его не считали. Здесь же каждая маменька смотрела на графа, чьи владения находились неподалеку, хотя и по прусскую сторону границы, с неприкрытой алчностью, а панночки в своем кокетстве соперничали с пустившимися в самый отчаянный флирт женами местных чиновников.

Войцех, против собственных ожиданий, такому повороту событий вовсе не обрадовался. В Петербурге ему не раз приходилось пролагать путь к вожделенной цели с помощью глубокомысленных и возвышенных бесед о поэтических красотах и модных романах, об итальянской опере и древней истории. Но сейчас, когда цель эта так и плыла ему в руки без особых усилий, он осознал, что подобные беседы составляли большую, если не главную часть его романтических устремлений. С тельшинскими дамами он откровенно скучал и, поразмыслив немного, ударился в совершеннейший целибат, к немалой потехе друга, с удовольствием пользовавшегося благосклонностью провинциальных красавиц.