Они слышали, как их мать смеется над Кэти. Обзывает ее тупицей. Жирдяйкой. Уродиной.

– Ты просто мусор, Кэти! Тебе надо стать человеком.

Никки пыталась не слушать криков Кэти, когда ее голову поднимали над водой, прежде чем погрузить обратно. Голос Кэти звучал глухо и больше напоминал хрип, чем настоящие крики, когда она пыталась отдышаться и молила о пощаде. Никки стояла на своем посту, пока ее мать выкрикивала приказы, а Дэйв топил Кэти. Эта шокирующая сцена, словно из фильма ужасов, никак не вязалась с идиллическими картинами загородной жизни. Яблоневые деревья. Лошади на пастбище. И голая женщина, привязанная к доске, которую раз за разом топят в ведре с водой.

Наказание продолжалось недолго. Возможно, минут десять. Но этого хватило, чтобы образ Кэти, голой, связанной, зовущей на помощь, навсегда отпечатался у Никки в памяти.

Позднее Шелли окрестила эту процедуру душем, или купанием. Ее лучшая подруга плохо следила за собой, поэтому Шелли с Дэйвом пришлось придумать, как ее вымыть.

Никто из очевидцев той сцены так, естественно, не считал. Она не имела никакого отношения к купанию Кэти.

«Маме приятно было измываться над Кэти, – рассказывала Никки, сидя вечером в своем доме в пригороде Сиэтла, пока ее дети играли на улице, а она в памяти вернулась в те времена, когда была подростком в Реймонде. – Я не могу сказать почему, но ей точно нравилось. Но та пытка больше не повторилась. «Качели» убрали прочь. Больше мы никогда их не видели».

Избиения. Утопление. Бесконечные дни в насосной. Шелли проявляла исключительную изобретательность в том, что касалось издевательств над Кэти. Как будто Кэти вообще не была человеком. Шелли обращалась с ней, как худший садист с беззащитным животным. Кормила испорченными продуктами из холодильника, которые перемешивала вместе в блендере.

– На-ка, выпей коктейль, Кэти!

Руки Кэти тряслись, когда она брала стакан и смотрела на его серо-коричневое содержимое.

Шелли заглядывала ей в глаза.

– Ну что, вкусно?

Кэти покорно пила жижу, состоявшую из испорченного фарша для гамбургеров и других просроченных продуктов.

– Да, очень, – говорила она. – Спасибо, Шелли.

В другой раз Никки видела, как ее мать наполнила детскую чашечку солью из кухонного шкафа. Она не знала, зачем Шелли это делает, и ей стало очень любопытно. Шелли позвала Шейна ей помочь, и он сделал, как было приказано. Никки побежала за ними к насосной. Она старалась держаться на расстоянии, поэтому предпочла затаиться в траве и поглядеть, что будет после того, как мать отопрет дверь.

Шелли протянула чашечку Кэти, которая к тому моменту даже встать без посторонней помощи не могла.

– Давай, съешь эту чертову соль!

Кэти жмурилась от яркого дневного света.

– Нет.

Шелли сказала, что соль ей поможет.

– Это от твоих отеков на ногах.

«Я, конечно, не была врачом, но могла с уверенностью сказать, что соль никак не поможет Кэти, – вспоминала Никки. – А мать вела себя так, будто и правда пытается лечить ее. У нее всегда было объяснение тому, что она творила с Кэти».

Кэти пыталась сопротивляться, что было для нее нехарактерно. Обычно она сразу покорялась.