Катя молчала. Она как-то не задумывалась о том, что происходило с ее дядей после суда. Слишком сердита была на него. Слишком много злых мыслей крутилось у нее в голове насчет этого человека, чтобы сочувствию нашлось бы местечко там.

– Ты сам виноват, – произнесла она наконец.

– Сам? В чем я виноват? В том, что хотел обезопасить тебя от таких, как этот Гаврила, его любовница и этот Матвей?

– Но Матвей-то тебе чем не угодил? Он же против меня ничего не замышлял! Или нет?

– Нет, не замышлял, – подтвердил дядя с явной неохотой. – И все равно… Он должен был умереть.

– Но почему? Только лишь потому, что видел тебя, мог описать и был для тебя опасен как свидетель?

– Он наркоман. Обществу без него будет только лучше.

– Ты просто пытаешься прикрыть свои собственные злодеяния, наводя тень на других. Матвей ничем не провинился ни перед тобой, ни передо мной, ни перед другими. Да, он был наркоманом, может быть, даже продолжал оставаться им, но он стремился побороть свой недуг. У него был шанс!

Дядя рассмеялся. И Катя вздрогнула. И смех у ее дяди тоже изменился. Раньше дядя смеялся громко и раскатисто, даже фарфоровые чашки в серванте принимались тоненько и весело дребезжать от дядиного смеха. А теперь это был смех надтреснутый и хрипловатый. Как у той же фарфоровой чашки, но безнадежно разбитой.

– Видал я, как эти наркоты свой недуг побороть могут. Стоило только мне ему или кому другому предложить купить наркотики, долго колебаться бы не стали.

– Но ты же не мог знать этого точно.

– А я знал! – упрямо произнес дядя.

Видя, что спорить с ним на эту тему бесполезно, Катя спросила:

– Значит, ты выследил Матвея, узнал, что он работает на Гаврилу, и решил действовать через него? Предложил Матвею ядовитых грибов, предполагая, что тот поделится ими с Гаврилой?

– Рассчитывал, что они оба умрут, свидетелей не останется, все шито-крыто. Но не получилось. Парня словно бы кто-то уберег. Твой-то муженек на тот свет отправился, как мной и задумывалось, разве что чуток ему помочь пришлось, чтобы не дергался, на помощь не вздумал бы врачей звать, а спокойно бы себе лежал и ждал, пока яд хорошенько подействует. А второй живым остался. Надо было это дело изменить.

– Дядя, но зачем? Зачем ты решил вмешаться в мою жизнь? Ведь я еще на суде сказала, что не хочу больше твоей опеки надо мной.

– Мало ли что ты там сказала, – твердо произнес дядя. – Я знал, что должен сделать. В чем мой долг в отношении тебя. И я свой долг выполнил!

– И что… Что теперь? Ты хоть знаешь, что тебя ищут по всей округе?

– А как по-твоему, зачем я здесь?

На самом деле именно это Кате и хотелось узнать больше всего.

– Ты поможешь мне, – сказал ей дядя.

– Я?..

Но что-то во взгляде ее дяди заставило Катю придержать свои возражения при себе.

– Чем я могу тебе помочь? – лишь произнесла она. – И как? Ты столько всего наворотил…

– Ради тебя, племяшка.

– Пусть так. Но наворотил-то именно ты. Тебя ищут, возможно, если станут обыскивать все дома, то придут и сюда.

– Вот! А ты и скажешь, что никого нет. Ты же с хозяином поместья на короткой ноге? Он тебе верит. Даже в доме своем пожить пригласил. Вот ты ему и скажешь, что обыскивать дом не надо, одна ты. Они и уйдут.