Ирма вошла в гараж. В углу пылилась складная инвалидная коляска, когда-то купленная для матери. Женщина разложила ее, выкатила на середину гаража и удовлетворенно вздохнула.

Старик был прав в своих предположениях: она действительно искала место для могилы. И почти нашла. Осталось вырыть ее, а затем доставить Гройса до места назначения.

Но здесь возникала загвоздка. Подумав, Ирма признала, что везти труп в машине – не лучшая идея. Ее могут остановить полицейские. Или лопнет колесо. Такие вещи всегда случаются некстати. Кто-нибудь заметит неподвижного старика на заднем сиденье, начнет задавать вопросы, и все пойдет наперекосяк.

Ирма обдумывала свое положение, как будто писала сюжет для персонажа, который выходил целым из всех передряг. Ценного персонажа, сквозного. Главного!

Эта отстраненность помогала ей сохранять присутствие духа. Утром, чистя зубы, она поймала себя на том, что хихикает, произнося про себя «место назначения». Самые обыденные словосочетания приобретали сладкий привкус абсурда. Ей это ужасно нравилось.

Но подняв глаза, Ирма увидела в зеркале незнакомое лицо.

Оно ее испугало.

Чужая женщина ухмылялась и подмигивала, размахивая ее зубной щеткой. Даже глаза у нее были другого оттенка!

Это раздвоение заставило Ирму осознать, что она в опасности. Нельзя давать себе волю. Она порадуется потом, когда все закончится. «Милая, ты писатель, – строго напомнила она себе. – Заканчиваешь самую важную свою книгу. Не вздумай срывать сроки!»

Дописать пару сцен – и материал можно сдавать редактору.

Едва Ирма переключила внутренний тумблер на обдумывание сюжета, ее озарило. Везти Гройса нужно живым. Вот когда пригодится вторая ампула, которую она хранила в аптечке на крайний случай.

И все выстроилось в стройную линию.

Инвалидная коляска.

Старые вещи бабушки, оставшиеся на чердаке.

Бритва.

Она сделает ему укол, переоденет в женскую одежду. Никто не смотрит на лица стариков. Что там можно увидеть? Морщины? Подглазные мешки? Гройс сам научил ее этому! Время – словно ластик, стирающий индивидуальность: чем старше человек, тем меньше в нем признаков его пола; в конце концов остается просто особь, – не он и не она, а человек. Существо. Разве мало встречается бородатых старух или стариков с оплывшими бабьими лицами? Их не отличить друг от друга, если обрядить в одинаковую мешковатую одежду.

Она превратит Гройса в женщину. Славную старушку, дремлющую в машине. Сложенная коляска помещается на заднем сиденье, и даже если ей встретится дотошный полицейский, у него не вызовет сомнений ее объяснение: она везет бабушку в больницу. Бабушка давно в деменции, только спит, ест и ходит под себя.

Никто не захочет проверять, правда ли это.

Всем плевать на стариков.

Ирма завезла коляску в дом. На чердаке среди старья, помнится, были юбки, вязаные кофты и несколько платков унылой расцветки. Они ей пригодятся.

Да, но чем убить?

Застрелить? Но зачем поднимать шум?

«Молотком для отбивания мяса, – шепнул внутренний писательский голос. – Положить ему на затылок пакет, чтобы не разбрызгалась кровь. Ударить молотком. Кости хрупкие, сразу треснут».