Я провел ладонью по лицу, ускоренная регенерация спешно убирает следы моего позора, что-то доспех Нимврода не слишком постарался, или же защищает только от живых, а насчет выходцев из ада тогда как-то не подумали.

Все еще подрагивающей рукой убрал меч в ножны и двинулся по широкой дорожке к зданию. Там расчищено крыльцо и площадка перед ним, промерзлая земля посыпана свежей хвоей, это чтобы не скользко, весь двор выглядит чистым и ухоженным, если не считать кровь и трупы…

В распахнутые двери нанесло снега, я прошел через холл, затем по коридору, заглядывая в кельи, везде пусто, но издалека донесся плач, рыдания, стоны.

Ускорив шаг, вышел еще в один коридор длинный и мрачный. В дальнем конце Бобик, подпрыгивая, пытается то ли выбить дверь, то ли пролезть в щель внизу, куда не просунет и лапу.

Подбежав, услышал плач и стоны громче. Бобик оглянулся на меня с надеждой в глазах, я сказал быстро:

— Сейчас-сейчас… Эй, люди пришла помощь!.. Отойдите от двери, а то я без ключа…

Женский голос прокричал с той стороны:

— Мужчина? Мужчинам сюда нельзя…

Другие женские голоса с плачем начали уверять, что сейчас можно, я отодвинулся, сцепил челюсти и грянулся плечом в плотные темные доски. Там затрещало, но дверь устояла.

— Бобик, — сказал я, — давай вместе.

Он посмотрел на меня, огонь в глазах стал багровым. Мы ударились оба разом, дверь слетела с петель, как простыня с веревки под ударом ветра.

Помещение наполнилось женским визгом, монахини сбились в кучу и ухватились друг за друга. На меня и на моего Бобика смотрят с ужасом, я сообразил, что выгляжу не лучше моего противника, и торопливо вскинул руки с обращенными в их сторону ладонями.

— Спокойнее, сестры!.. Враг убит, я на вашей стороне. Сейчас придет срочная и всякая другая помощь из села. Если чем-то могу помочь прямо сейчас, только скажите!

Плач стал тише, в обращенных ко мне лицах все еще ужас пережитого, на двух монахинях разорваны одежды, у третьей под глазом широкий кровоподтек, еще у одной разбиты, даже расквашены в лепешки губы.

Одна из женщин прокричала с плачем:

— Как так можно?.. Как Господь такое позволяет?

— Это всего лишь испытание, — сказал я строго, — вы должны выдержать и не сойти с пути.

Другая монахиня сказала тихо:

— Господь показал мерзость мира за стенами монастыря… чтоб никто больше не ушел вслед за Розалин…

Бобик прислушался, выбежал в коридор и посмотрел на меня.

— Сестры, — сказал я, — здесь все ваши… или еще где-то есть?

Одна заломила с плачем руки:

— Он забрал двух себе на блуд!.. И сказал, что каждый день будет лишать невинности одну из сестер!

— Только одну? — изумился я, но, наткнувшись на ее взгляд, сказал поспешно: — Наверное, очень устал в дороге. А где те сестры?

— Наверху, — ответила она с настороженностью в голосе и фигуре, — я вас проведу. Идите за мной.

— Буду счастлив, — сказал я галантно, стараясь говорить легко, чтобы развеять эту атмосферу ужаса. — А то здесь у вас эти… кельи, как у пчел.

— Божьи пчелки могут служить примером, — ответила она кротко, — но человеку ничто им не служит.