Антоний оглянулся на толпу. Люди как будто застыли каменными изваяниями, не двигаясь и не дыша. Только драка возле костра обрастала оружием и новыми ругательствами.

— Наконец-то ты понял истинную суть мою, — спокойно произнес Мораис, хлопая в ладоши. И его облики замерцали: он был ребенком: и мальчиком, и девочкой, подростками, девушкой, юношей, женщиной, мужчиной, старухой, стариком, инквизитором, служителем церкви, волхвом, — Я многолик, дети мои, но суть моя остается прежней. Бог — есть любовь.

Снова став старым Мораисом, Бог стал обходить костер по кругу. Оковы с Софы спали, она прижалась к Антонию, не сводя обезумевшего взгляда с Бога.

— Люцифер, сын мой, — подошел Господь к драке и обращался к маленькому мальчику. — Я хочу подарить тебе подарок.

— Папа, минуту!! — заорал мальчик, показывая жестом что еще немного времени. — Я сейчас ему крылья довырываю и полностью в твоем распоряжении. Лежать, скотина! Дон говорил, что это больно! Блин! Мы Дона не позвали! Он обидится!

Мораис закатил глаза и щелкнул пальцами, и вот перед ним уже не ребенок, а дивной красоты ангел с черными крыльями.

— Я дарю тебе души послушников этой обители, сын, — чинно произнес Мораис, обводя рукой застывших инквизиторов. — Перевоспитай их правильно. Можешь еще кого-то забрать из присутствующих, я разрешаю. Если их деяния…

— Не пускают их во врата твои, папа, — тоже закатив глаза произнес Люцифер, смотря на Мораиса таким взглядом, что пробирали мурашки. — Я уже давно не ребенок!

— Вы все мои дети, — пожал плечами Мораис возвращая облик и Бельфегору. — Но некоторых я упустил в воспитании. Слишком любил их. Антоний, поздравляю с бессмертием, сын мой. Теперь у тебя достаточно времени, чтобы навести здесь порядок. И помни, когда бы ты не воззвал к моей помощи, я всегда с тобой. В твоем сердце. Счастливы будьте, дети мои. Всегда помни, что я — есть любовь.

С этими словами Мораис щелкнул пальцами, превратившись в пожилую женщину, а на руках у него оказались девочка лет трех отроду и совсем маленький ребенок в пеленках. Отец направился в глубь толпы, которая снова пришла в движение. Увидев, что огонь продолжает гореть, но не трогает влюбленных, вскричала о господнем чуде, возводя Антония и ведьму в лик святых, где они и находятся по сей день, странствуя по миру сквозь время.

Старая женщина с двумя детьми стояла перед стенами одной из церквей.

— Михаил, ты — девочка, — изумленно пропищал сверток на руках старухи, когда она передавала его девочке постарше. — Ты девочка! Караул! Папа, ты ошибся!

— Ты тоже девочка, Гавриил, — так же изумленно выдал Михаил, разворачивая пеленки и переводя испуганный взгляд на старуху. — Папа, ты тоже женщина? Но зачем? Не понимаю!

— Я все сделал правильно! — отрезала женщина и тяжело вздохнула. — Вот только поздно. Моя вина только в любви отца, которая ни с чем не соизмерима.

Девочки смотрели на «мать» и умоляли ее не делать этого. Они предчувствовали, что отец собирается наказать их. Стены обители пугали их, а Михаил пытался нащупать крылья за спиной. Женщина дотронулась до лба каждой из девочек, стирая им память о том, кем они были до этого и постучала в двери обители. Навстречу ей вышел инквизитор.