Сентиментальные и неловкие выражения молодого Ч. не пришлись ему по душе, но в этих словах звучала правда. Такого разнообразия красок, какое изливалось из него в последнее время – хотя, конечно, он и раньше ощущал красоту всех оттенков и тонов, – он не мог припомнить. Казалось, все эти насыщенные энергией цвета заполнили его всего и, прорвав преграды, хлынули наружу. Очень уж неистовым стало его существование. Это ощущение полноты жизни никогда не владело им в прежние годы, даже в период молодости.

«Я был темным», – такие мысли иногда посещали его. Да, темным. Он пребывал в темноте. В этот черно-белый мир, лишенный красок, среди которых в последнее время проходила его жизнь, в этот мир, прекрасный и одинокий, перед ним закрылись все двери. Казалось, он навсегда утратил счастье, которое давал ему безмолвный покой. Однако ничего похожего на ощущение потери он не испытывал. Вся его энергия уходила на то, чтобы справиться с восторгом и болью, которое он переживал сейчас в новом неистовом мире.

Воодушевленный похвалой Ч., чувствуя, как горят щеки, он, наконец, раскрыл свои намерения. Показав в качестве примера театральную программку с танцорами и свой альбом с эскизами, он попросил Ч. побыть его моделью, и тот на миг потерял дар речи.

– Почему вдруг я? Ведь полно профессиональных моделей или, там, театральных актеров…

– Мне нравится твое тело. Точеные фигуры не подходят. Ты – именно тот, кто мне нужен.

– Вы что, хотите, чтобы я с этой женщиной принимал вот такие позы? Нет, я не могу.

Ч. резко вскочил, и чтобы уговорить его, он умолял, угрожал, соблазнял.

– Никто не узнает. Говорю тебе, лицо не буду снимать. И потом, эта женщина… Разве тебе не хочется увидеть ее? Да тебя самого вдохновит эта работа.

Ч. попросил сутки, чтобы подумать, но уже на следующее утро позвонил и дал согласие. Однако молодой человек даже вообразить не мог, что сокровенное желание коллеги – конечно, тот не сказал об этом, – снять сцену настоящего секса.

– Она опаздывает?.. – спросил Ч., глядя в окно. Он и сам начинал беспокоиться. Она сказала, что вполне может добраться сама, поэтому он не пошел встречать ее, а ждал в мастерской.

– Да… Может, мне стоит сходить в метро?

Он уже поднялся с джемпером в руке, и тут кто-то постучал в полупрозрачную стекленную дверь.

– А, вот и пришла.

Ч. опустил чашку с кофе.

К джинсам, уже знакомым ему с прошлого раза, сегодня она надела черный свитер толстой вязки. Ее растрепавшиеся волосы, некрашеные и от этого сиявшие иссиня-черным блеском, были еще влажными. Она посмотрела на него, а затем, бросив взгляд на Ч., легко рассмеялась. Прикасаясь к волосам, сказала:

– Боялась, что смоются цветы, на шее… Голову старалась мыть осторожно.

Ч. улыбнулся. Кажется, напряжение отпустило его, когда он неожиданно обнаружил в ней простоту и легкость.

– Давай раздевайся.

– Кто, я?

Ч. округлил глаза.

– У нее все уже нанесено, осталось разукрасить только твое тело.

Смущенно усмехнувшись, Ч. отвернулся и снял с себя одежду.

– И трусы тоже надо снять.

Ч. неловко стянул с себя трусы и даже носки. Обнажилось стройное тело: ни мускулов, ни жировых отложений, как он и предвидел. Если не считать густых волос, что вились внизу живота и почти достигали пупка, кожа была белой и гладкой. В нем шевельнулась зависть к молодому телу.