В отличие от Кормака Кетчама мало интересует насыщенный, литературный язык. Он пишет простым разговорным языком, как писал Джим Томпсон, с вкраплениями резкого, полуистерического юмора: мне представляется Эдди, сумасшедший мальчишка из «Девушки по соседству», который шагает по улице, «голый по пояс, держа в зубах большую черную живую змею». Однако в работах Кетчама важен не юмор, а ужас. Как и его предшественник Джим Томпсон (взять тех же «Кидал» и «Убийцу внутри меня», две книги, которые мог бы написать Джек Кетчам), его завораживает экзистенциальный ужас человеческой жизни, мир, где ни в чем не повинную девочку истязает не только одна женщина-психопатка, но и все соседи; мир, где даже герой никого не спасает, потому что он слишком медлителен, слишком слаб, слишком занят собственными внутренними противоречиями.
«Девушка по соседству» – короткий роман, всего 232 страницы, – однако это масштабная и содержательная работа. По-моему, ничего удивительного; помимо поэзии, наиболее плодотворной формой художественного самовыражения в Америке после войны во Вьетнаме был именно саспенс (скажу как писатель: для нас это были не лучшие годы; мы, дети послевоенного бэби-бума, в основном обустроили наше искусство так же убого, как и свою политическую и сексуальную жизнь). Наверное, всегда проще создавать что-то хорошее в искусстве, когда меньше людей наблюдает за тобой критическим взглядом, как это было с американским романом саспенса, начиная с «Мактига» Фрэнка Норриса – еще одной книги, которую мог бы написать Джек Кетчам (хотя в кетчамовской версии наверняка было бы меньше утомительных разговоров, и она была бы значительно короче… скажем, не больше 232 страниц).
«Девушка по соседству» (само название вызывает ассоциации с мечтательной, благонравной романтикой, прогулками в сумерках, танцами в школьном актовом зале) – это некий прототип пятидесятых. Повествование ведется от лица молодого парнишки, как почти все подобные рассказы (вспомним «Над пропастью во ржи», «Сепаратный мир» и мою собственную повесть «Тело»), и начинается (после главы, которая на самом деле выступает прологом) в дивной манере Гекльберри Финна: светит солнце, блестит река, босоногий загорелый мальчишка ловит раков в консервную банку. К нему подходит симпатичная четырнадцатилетняя Мэг, разумеется, новенькая в городке. Мэг и ее младшая сестра Сьюзен поселились у Рут, матери-одиночки, воспитывающей троих сыновей. Один из них – лучший друг юного Дэвида (разумеется), и вся компания по вечерам собирается в доме Рут Чандлер, где они смотрят по телевизору сериалы вроде «Отец знает лучше» и вестерны вроде «Шайенна». Кетчам выписывает картину пятидесятых – тогдашнюю музыку, замкнутую жизнь городского предместья, страхи, которые символизирует бомбоубежище в подвале Чандлеров, – экономными, тщательно выверенными мазками. А потом он хватает этот восхитительно глупый образчик пустопорожней мифологии и с головокружительной легкостью выворачивает наизнанку.