– Каким-каким?
– Нелли Ивановна рассказала вчера о твоих приключениях в блокадном городе. Я сама кое-что знала из твоего короткого рассказа в школе. Но вчера услышала новое: как ты с дружками ловил диверсанта-сигнальщика, как обгорел и чуть не свалился с крыши школы, сбрасывая зажигательную бомбу, как с дружком сбежал на фронт и многое другое.
– А может, она все выдумала, а вы уши развесили.
– Можешь говорить все, что угодно, но такое нельзя выдумать – это надо пережить или быть свидетелем.
Визит Нелли Ивановны к Овчинниковым сыграл свою роль. С этого момента отношения Виктора с Ниной и сверстниками стали теплее, доверительнее. Он сходил с ребятами в клуб гарнизона. Проводила их в зал Ирма Школьник через дверь с надписью: «Выход». Увидев Ирму на работе, Виктор едва поверил своим глазам. Это была настоящая «тетка» с намазанными губами, копной волос на голове, подведенными бровями и накрашенными ресницами.
Из Томска Нелли Ивановна вернулась радостная и озабоченная одновременно. Ее выступление произвело хорошее впечатление на партийно-государственных руководителей области. Неожиданностью для Овчинниковой, сидевшей в зале, прозвучало заявление Нелли Ивановны о внимании, оказываемом детскому дому руководством райисполкома. Закончилось заседание награждениями. Нелли Ивановне вручили орден Трудового Красного Знамени, а упомянутые ею в выступлении Вероника Петровна и Изабелла Юрьевна были отмечены почетными грамотами областного комитета народного образования.
Но тот мед, которым потчевали Нелли Ивановну, содержал в себе и ложку дегтя в виде настойчивого предложения остаться здесь, в области, с намеком на высокую должность. Будучи беспартийной, Нелли Ивановна тем не менее хорошо знала, что начальство не любит строптивых… Эта мысль не давала ей покоя, как заноза, сверлила мозг.
Как и до отъезда в Томск Нелли Ивановна снова остановилась у Овчинниковых. На следующий день вместе с почтой она собиралась уехать в Ягодное.
Приход директора в школу оказался полной неожиданностью для Стогова. Увидев ее входящей через калитку на территорию школы, он понял, что на сей раз избежать взбучки не удастся. Не единожды Нелли Ивановна просила его показать дневник. Но каждый раз дневник оказывался то на квартире, то у классной руководительницы, то забыт в школе. Стыдно было показывать одни тройки. Виктор вспомнил, как оправдывался перед классной руководительницей: он не успевает с уроками, дела по хозяйству отнимают слишком много времени. Надо готовить еду, убирать постель, мыть посуду, колоть дрова, топить печь. Однажды соврал Елизавете Васильевне, что даже сам стирает себе белье. Ее это убедило. Но для Нелли Ивановны это вряд ли послужит оправданием.
Как назло, в дневнике появилось совсем свежее замечание, написанное физичкой: «18 декабря, в начале урока, ударил Вострикова, отказавшись объяснить причину своего хулиганского поступка, за что был удален из класса». Виктор не стал никому объяснять, что они с Овчинниковой сели на кнопки, подложенные Лешкой Востриковым на скамейку их парты. Не вскрикни Нина от боли и не хихикни Лешка, он, может быть, потом, на перемене, расквитался бы с ним. Но Овчинниковой было больно, и потому, развернувшись, он наотмашь дал Вострикову оплеуху, прозвучавшую на весь класс. Физичка стала требовать объяснений. Востриков струсил, Нина стеснялась… А что делать Виктору? Он молчал, как партизан в плену. Драк Нелли Ивановна не признавала, объяснений не слушала и всегда очень сердилась. Поэтому этот грех замолить перед директором было бы сложнее всего.