– Основное, что происходит – реабилитация приватного мира, – сказала внимательно слушавшая Мария Кондратьевна. – В мире надчеловеческом, где все идут строем и в ногу, моей эгохимии делать нечего.

– Да, да! – подхватил Клобуков. – Я часто об этом думаю, только по-другому называю. Приватность, человеческие отношения, любовь, дружба – это Малый Мир. А пространство, в котором властвует политика, идеология, общественная или государственная целесообразность – это Большой Мир. Чем в худшем загоне Малый Мир, тем тяжелее жизнь.

– Категорически не согласна с вашими терминами, они переворачивают всё с ног на голову. Частный, индивидуальный мир больше общественного. Общество всего лишь продукт соединения и взаимодействия миллионов «я» – соединения конструктивного или деструктивного, в зависимости от того, счастливы или несчастны все эти «я». Хорошей страны никогда не получится, если ее населяют растерянные, не понимающие самих себя, бессмысленно живущие люди…

– Но об этом я и пишу свой трактат! – перебил всегда корректный Антон Маркович – так он был взволнован. – О смысле и цели нашего существования. О формуле правильной жизни. Я называю ее «аристономия». Аристономический, то есть правильно живущий человек, должен обладать шестью качествами: стремлением к развитию, чувством собственного достоинства, выдержкой, мужеством, а также уважением и сочувствием к окружающим. Каждый элемент тут обязателен, потому что…

– Всё это прекрасно, – в свою очередь перебила собеседника Мария Кондратьевна, тоже увлекшись дискуссией, – но ваша формула имеет дефект. Она универсальна, а люди, живые люди, не универсальны, они уникальны. Придется каждому эготипу перекраивать вашу аристономию по фигуре. А еще вы не учитываете, что человек в разные периоды своей жизни не один и тот же. Правила жизни «утром», «днем» и «вечером» будут неодинаковы!

И она повернула на своё – то, о чем в последнее время много думала. Заговорила о самом неисследованном, самом загадочном возрасте – о старости.

– Если человек обошелся со своей жизнью правильно (а мы оба согласны, что при этом личность постоянно развивается), то с каждым годом он должен становиться всё лучше и лучше, так ведь? В сорок лет он будет лучше, чем в тридцать, в восемьдесят лучше, чем в семьдесят, а если доживет до девяноста, то вообще должен превратиться в бодхисатву. Если же движения вперед и вверх не происходит, значит, человек со своей жизнью что-то делает не так.

– А дряхление? Болезни? Ограничение возможностей?

– Да, тело перестает быть источником радости и становится всё большей тяготой, но здесь есть великий смысл: это действует физиологический механизм постепенного отключения страха смерти, ведь с изношенным телом не жалко расставаться.

– Я человек не религиозный. Это значит, что расставаться мне придется не только с телом, но и с душой.

– Откуда вы это знаете? Вы уже умирали?

Одним словом, беседа вышла замечательно увлекательная. Оба собеседника получили от нее огромное удовольствие.

Антон Маркович ушел в восьмом часу, и Епифьева хотела внести в его досье кое-какие коррекции, но сесть за стол не успела.