Кличка у гражданина начальника была Дубина. Не из-за тупости, это у вертухаев качество обычное, а из-за резиновой дубинки с закатанной в верхушку чугунной гирькой. Этой штуковиной Щуп лично колошматил зэков и, если входил в раж, мог покалечить, даже забить до смерти. А в раж он входил часто, потому что вскоре после отбытия поезда тяжело напивался и впадал в бешенство. Ходил по вагонам, выискивал, к чему придраться. В пятидесятом Самурай лежал в больничке с одним паралитиком, которому Щуп своей дубинкой перебил позвоночник.

– Я из-под доходяги дерьмо вычищал, иначе он сгнил бы заживо, – рассказывал Шомберг, двигая желваками. – Он и сгнил, я думаю, когда меня выписали. Но показания Евгения Михайловича Лазарева, инженера завода «Калибр», остались. Никто не забыт, ничто не забыто. Что ты думаешь по поводу товарища Щупа, Санитар-сан?

– Очень хочу лично познакомиться, – ответил Санин.

Но личное знакомство всё откладывалось.

Первые два дня ушли на слежку – нужно было понять расписание и маршруты, выбрать удобное место. Дома исключалось, у приговоренного были соседи.

Раписание и маршруты были такие.

Утром он выходил мятый, похмельный, шел на базар, где калымил грузчиком. Со службы его, должно быть, поперли за пьянство, а может быть, в пятьдесят третьем, когда гэбуха стала из министерства комитетом и начала сокращать штаты.

Щуп таскал мешки и ящики, платили ему по два-три рубля. Как только набиралась потребная сумма, полсотни – уходил. Сумму вычислили, потому что прямо с рынка бывший старший лейтенант шел в магазин и покупал одно и то же: две «белых головки», буханку, полкило дешевой ливерной. Чесал домой и больше никуда не выходил. Квасил, ложился спать, и утром всё повторялось.

Единственное хорошее место было на пути от магазина до дома – на пустыре. Но в светлое время могли увидеть из окон соседнего барака. Знакомиться с Щупом надо было в сумерках, а лучше в темноте, то есть после шести.

Пока Санин с Самураем вели наблюдение, так и получалось. Свой прожиточный минимум Щуп нарабатывал только к закрытию рынка, потом еще стоял в очереди за ханкой и через пустырь шел уже в темноте.

Но потом несколько дней подряд гаду везло – он набирал нужную сумму раньше. Самурай в кустах скрипел зубами от злости, когда бугай в драном кителе проходил мимо, размахивая авоськой.

Только в следующий понедельник, двадцать четвертого, всё наконец срослось.

Щуп ушел с рынка только в полшестого. Из магазина, нагруженный, пробился через толпу уже в густых сумерках.

– На исходную позицию. Работаем! – сказал Самурай. Они наблюдали из-за угла.

Побежали. Напарник задыхался, отставал, у него еще был с собой тяжелый сверток.

Едва заняли заранее облюбованное место, едва отдышались – на дальнем конце пустыря появилась массивная фигура. Щуп топал по тропинке сосредоточенной походкой алкоголика, спешащего сесть за стол.

– Давай, – шепнул Самурай.

Санин неторопливо пошел навстречу. В лицо не посмотрел, еще и зевнул, но, оказавшись за спиной у Щупа, развернулся, подскочил и с размаху вмазал кулаком (в нем свинчатка) по бычьему загривку. С одного удара Щуп не упал, только покачнулся. Пришлось двинуть еще раз, сильнее. Тогда рухнул, зазвенело разбитое стекло.