– Спрошу то же самое и я. Вы как, Антон Маркович, прыгнете или останетесь?

Клобуков заколебался.

– Глупо получится, если прыгнешь и переломаешься, а самолет не утонет… Даже если не переломаешься. Стыдно потом будет на остальных пассажиров смотреть… С другой стороны, если останешься, а лед не выдержит… Эти последние секунды, когда провалишься вниз, черная вода за иллюминатором, еще живой, а уже ничего не изменишь… Знать, что имел шанс на спасение и не воспользовался им… Да еще из-за того, что испугался прыгнуть… Знаете, я, наверное, решился бы прыгнуть.

– Угу, – пробормотала Епифьева, что-то помечая. – Посомневались, но прыгнули. Хорошо. Идемте дальше.

Вы смотрите в открытую дверь, на несущуюся внизу белую поземку, готовитесь к прыжку. Вдруг вас сзади дергают за рукав.

– Гражданин, не бросайте меня! Я с вами!

Это соседка. Она смотрит на вас отчаянным взглядом. Вы понимаете, что в этих страшных обстоятельствах стали для нее единственной опорой, за которую она может уцепиться.

– Я буду прыгать. Туда, – показываете вы в пугающую пустоту.

– Тогда я тоже, – говорит женщина.

Из передней части салона, качаясь то влево, то вправо, бежит, машет рукой бортпроводница.

– Немедленно сядьте и пристегнитесь! Кто открыл люк раньше времени?

Самолет сбавил ход, вот-вот остановится.

Летчик говорит:

– Я первый, вы сразу за мной.

Берется руками за края двери.

Проводница хватает его за плечи.

– Вы с ума сошли! Расшибетесь!

– Хочешь жить – сигай за нами, – бросает он. Бешено кричит: – В атаку! Ура-а-а!!

Прыгает вниз.

Вы, стиснув зубы, за ним.

Оказывается, что слой снега довольно толстый. Падение получается щадящим. Вы катитесь кубарем, вы оглушены, но целы.

Видите, как поднимается облепленный снегом летчик. Ощупывает себя. Смеется.

Поворачиваетесь в другую сторону. Женщина сидит, разинув рот, платок соскочил с головы на плечи.

Вы бросаетесь к ней:

– Ничего не сломали?

Похоже, что нет.

Выпрыгнула и бортпроводница. Она стонет, держится за локоть.

Вы наскоро проверяете – кости целы, вывиха нет, просто ушиблась.

Получается, что все четверо спрыгнули удачно. Но обрадоваться этому вы не успеваете.

Раздается оглушительный треск. Это подламывается лед под остановившимся самолетом. Он оседает наполовину, удерживается на крыльях. Секунду-другую кажется, что всё обошлось, люди спасены. Но снова затрещало, и стальная туша уходит вниз, остается только огромный пролом, над которым мгновение спустя вздувается пузырь.

– Полундра! – кричит летчик, потому что по направлению к вам с ужасающей быстротой протягивается змеящаяся линия трещины. Вы еле успеваете отскочить.

Бортпроводница пронзительно визжит, женщина в платке заходится рыданиями, летчик матерно ругается.

– На берег, быстро! – приказывает он. – После поплачем! Как бы новые трещины не пошли!

Все вы, проваливаясь в снег, бежите к обрыву, над которым темнеют стволы сосен.

– Не оборачиваться! – покрикивает летчик. – Раскисать некогда! В темпе, в темпе, не то померзнем к чертям собачьим. Эх, бушлат не взял, не до того было.

Одеться не успел никто. Вы в пиджаке, ваша соседка в вязаной кофте, бортпроводница вообще в форменном жакете и туфлях-лодочках.