– Нам действительно беспокоиться не о чем? – спрашиваете вы. – Гроза нас не догонит?

– Куда ей. У «двенадцатого» скорость 400 кэмэ, – успокаивает летчик. – Только бы в нисходящий поток не угодить. От этого «ашка», бывает, глохнет. У нас говорят «задыхается».

– Кто глохнет?

– Двигатель «АШ-82». Но это очень редко бывает, а чтобы сразу оба – почти никогда. Нервирен нихт, папаша. Лучше поглядите вниз! Ух ты, вон он какой!

Он привстает, наклоняется над вами, смотрит в иллюминатор.

Вы тоже поворачиваете голову. Видите странную гору. Ее лесистые склоны поднимаются к белому кольцу, внутри которого идеально круглая долина, тоже вся поросшая деревьями, а посередине черное пятно. Похоже на око со зрачком.

– Это вулкан Окобога. Четвертый год тут летаю, а над ним никогда не бывал – здесь вообще-то нелетная зона. Турбулентность, воздушные ямы. Нас сюда по необходимости занесло.

– Вулкан? – удивляетесь вы.

– Был вулкан. Может, мильон лет назад. А сейчас заповедные места. Ни дорог, ничего. Глухота. Картографы с воздуха съемку делали. Черный кружок – это незамерзающее озеро. Километров двести отсюда до ближайшего жилья.

– Почему же здесь никто не живет?

– На кой? – пожимает плечами ваш собеседник. – Полезных ископаемых тут нет. Лес рубить – его везде полно. У местных про эти края дурная слава, сюда даже буряты-охотники не ходят соболя бить. Вулкан по-ихнему называется Ухэл-хада, Гора Смерти.

Последние два слова звучат очень громко. Вам кажется, что летчик их выкрикнул.

– Опля, – бормочет ваш сосед. Его грубое, обветренное лицо вдруг становится неестественно белым. – Приехали…

– Куда приехали? – не понимаете вы.

– Не слышите, что ли? Двигатели встали. Оба.

Он тычет пальцем в иллюминатор. Вы видите, как пропеллер на крыле замедляется, останавливается.

– Что это значит? – спрашиваете вы.

Летчик не отвечает. Он бежит по проходу в носовую часть самолета.

– Товарищи, пристегните ремень безопасности! – кричит бортпроводница. Голос у нее тонкий, с дрожью.

Вы чувствуете, что вас одновременно вжимает в спинку кресла и наклоняет книзу. Белый горизонт за окном перекашивается, превращается в диагональ. Перемещаются и тучи. Теперь они в левом верхнем углу иллюминатора.

Просыпается ваша соседка.

– Ой, чего это? – спрашивает она, хлопая глазами. – Будто в детстве, на санках с горы.

Возвращается летчик – с трудом, хватаясь за спинки кресел.

– Совсем беда, – шепчет он, наклонившись. Глаза круглые, остановившиеся. – Двигатели сдохли. И рация не работает. Оказывается, в нас молния ударила. Еще полчаса назад. Тогда пилот и курс поменял. Будет на реку сажать. Тут внизу прямой участок, километра полтора.

– Значит, есть надежда? – спрашиваете вы.

– Мало. В Казани пару лет назад командир сумел посадить «пассажира» на реку, но там была чистая вода. А тут лед, поверх него снег, торосы. Перевернемся.

Вы говорите:

– То есть мы сейчас погибнем?

Вам трудно поверить, что жизнь заканчивается. Всего минуту назад вы сидели, откинувшись на мягкую спинку, любовались видом из окна, думали о предстоящей к онференции – и всё? Больше ничего не будет?