— Два.

— Давай один мне, а второй возьмите сами, — приказал Архипов. — Идем двумя группами на расстоянии десяти шагов. Ориентируйтесь по нашему фонарю. Ищем крупного мужчину с русыми волосами.

— Опасен? — деловито спросил один из агентов.

Архипов пожал плечами и повернулся ко мне:

— Владимир Алексеевич? Есть у него оружие?

— Не знаю, — ответил я. — Но сам по себе Патрикеев — здоровый.

— Как вы? — спросил другой агент, больше похожий на мастерового.

— Почти. А то и поболее меня будет.

— Бугай, — уважительно сказал «мастеровой».

— Сережа! — окликнул его Архипов. — Заканчивай! Постарайтесь взять без стрельбы. В крайнем случае стреляйте по конечностям. Убьете — взыщу. Все понятно?

— Понятно, — ответила троица агентов.

— Так, мы с Владимиром Алексеевичем по дорожке, а вы трое — сбоку, по тропинке. Пошли. Эй, дед?

— Слушаю? — откликнулся сторож.

— Запирай. И помни — откроешь, только если я скажу.

Мы вошли в ворота. И они с долгим скрипом закрылись за нами.

Преследовать преступника ноябрьской ночью, в тумане, да еще имея всего два фонаря, — дело безнадежное. Но я не думал об этом в тот момент. Я вдруг почувствовал давно забытый азарт, с которым шел в разведку на Балканах. Хоть мы никогда и не признаемся в этом, но охота на человека будоражит кровь не менее, а то и более, чем охота на зверя, особенно если закон на твоей стороне, а потому жертва в любом случае обречена. На войне многие мои сослуживцы из пластунов даже не скрывали этого. Так и сейчас, несмотря на то что лицо Архипова сделалось угрюмым, я и его агенты были скорее веселы и взбудоражены.

Кладбище перед нами лежало темное, тихое, утонувшее в тяжелом белом молоке, которое, впрочем, не поднималось выше кончиков крестов. Чуть в отдалении желтело здание храма Веры, Надежды, Любви и матери их Софьи.

— Ну, надеюсь, что револьвера у него нет и стрелять по фонарям он не будет, — сказал сыщик. — Внимание! Не торопимся, не вырываемся вперед и не отстаем. Заглядываем под каждый куст, за каждую могилу! Если что-то показалось, сразу зовем вторую группу! Пошли! Медленно!

Мы двинулись вперед. Я вел Архипова к могиле Глаши, а группа из трех агентов пыталась идти параллельно нам.

— Если увидите Патрикеева, не стреляйте, — тихо сказал Архипов. — Вы все равно плохо стреляете, Владимир Алексеевич.

— С чего это вы взяли? — спросил я немного обиженно.

— Помните погоню за Ренардом?

Я вспомнил, как два года назад мы с Архиповым и еще одним его сослуживцем преследовали безумного модельера в Марьиной Роще. Тогда он, в отчаянии, схватил гулявшую девочку и прикрылся ее телом.

— Захар Борисович, — сказал я. — Так это не вы тогда свалили Ренарда, а ваш товарищ.

— Ничего, — ответил сыщик. — Я не мог сам стрелять, помните? Я был отстранен от дела. Но стреляю я не хуже его.

— Вы собираетесь его убить?

— Нет, просто подстрелить, если Патрикеев не захочет сам идти с нами.

Мы прошли еще несколько метров. Тихий темп, который мы взяли с самого начала, начинал уже тяготить меня. Хотелось идти быстрее, в открытую, не таясь.

— Вон там! — Архипов замер. — Кто-то лежит!