— А как же тогда объяснить появление на сцене этого неустановленного лица, нанесшего Стригину легкие телесные повреждения и, по всей вероятности, похитившего найденные ценности?

— Понятия не имею. У Стригина вообще очень подозрительный круг знакомых. Поищите среди них. Там есть интересные с точки зрения закона личности.

— Значит, вы категорически отрицаете свое участие в этом деле? Показания Стригина противоречат вашей позиции.

— По-моему, я высказался вполне определенно по данному вопросу. К сожалению, взаимопонимание между нами не достигнуто и приходится констатировать, что моя добровольная помощь органам трактуется ими превратно, я бы сказал, произвольно. Судя по всему, вы предпочитаете искать преступников среди честных граждан, которые искренне стремятся помогать вам в поиске истины. Странная позиция. Считаю своим долгом объективно информировать о ней ваше прямое начальство.

Женька Стригин, легкомысленно попавший в круговорот таких незаурядных и опасных для здоровья приключений, казалось бы, должен был стремиться поскорее выбраться из него, предоставив уполномоченным на это людям проследить дальнейшее развитие событий, а когда надо, и должным образом пресечь их.

Так нет же! Поразмыслив, что стало у него входить в привычку, он признал себя кругом виновным и потому обязанным лично поправить все, что испортил, искупить свою вину перед всеми. Найти и задержать этого жулика, который подло трахнул его фомкой по голове, разыскать сокровища и брякнуть их на стол следователя Щитцова или его грозного начальника, потом жениться на Маринке…

Женькины победы на пути исправления прервал телефонный звонок. Звонил Вальтер.

— Что с тобой? Куда ты пропал? — встревоженно вопрошал он.

— Это вы пропали, Вольдемар Альбертыч…

— Что у тебя стряслось? — прервал его адвокат. — Что случилось? Ты здоров?

— Относительно, — сказал Женька.

— Приезжай быстренько, расскажешь.

Вальтер стремительно ходил по комнате. За ним взлетали со стола бумаги, шарахались по углам стулья. Он хватал телефонную трубку, когда раздавался звонок, и вновь бросал ее на рычаг.

Женька внимательно наблюдал за ним, сдвигая время от времени сползавшую на глаза повязку.

Внезапно Вальтер остановился против него и нацелил ему в грудь палец, как красноармеец на известном плакате:

— Ты! Легкомысленный, несерьезный человек. Тебе ничего нельзя доверить! Как ты мог быть таким неосторожным и доверчивым?

— Но ведь это же был ваш человек…

— Не преувеличивай. Он — твой сообщник. Где его теперь искать? И зачем ты побежал в милицию? И что ты там наговорил?

— А куда было бежать? Вас я не смог найти…

— Я оказался прозорливее тебя. Как только истекло положенное время, я понял, что произошло, и бросился за ним в погоню. Я объездил всю округу, я с ума сходил, не зная, что с тобой, жив ли ты. Потом я вернулся в усадьбу, с трудом проник в подвал — о боже, что я пережил!

Женька слушал эту явную ложь и думал, что Вальтер, если бы не задалась его адвокатская карьера, все равно не остался бы без куска хлеба с икрой — любой театр с радостью предоставил бы ему свои подмостки.