— Детородные органы в полном порядке, Ольга Митрофановна, — сказал Илья Андреевич.
— Но…
— Совет дам. Только не обижайтесь, — прервал, вытирая руки, Тоннер. — Если хотите детей, немедленно худейте. Пуда два скиньте, и месячные вернутся.
Глазьев с Глашей тоже приглашали его на свадьбу. Анна Михайловна долго советовалась с Тоннером: как не допустить новых инсультов. Больно на правнуков посмотреть хотела. Илья Андреевич порекомендовал не выгонять Антона Альбертовича — тот может и кровь пустить, и в травах понимает. Скрепя сердце, старуха согласилась, и Глазьев долго благодарил Тоннера.
— Я вам книжек пришлю. Почитайте, углубите знания. И доктором больше не называйтесь, чтоб в оказию не попасть. Говорите, что фельдшер…
— Спасибо вам, спасибо, дорогой Илья Андреевич!
— И не пейте больше. Водка, она мозг разъедает, — припугнул Глазьева Тоннер. — Приезжайте в Петербург, я вам на вскрытии покажу.
— Не беспокойтесь, Илья Андреевич, — вылезла из-за спины будущего мужа Глашка. К новому своему положению она еще не привыкла, стеснялась. — Зачем мне пьющий?
— Прошу приглядеть за Данилой, — попросил Глазьева Тоннер. — Собачьи укусы зашивать опасно. Промывайте, обрабатывайте, потихоньку заживет. Настойка ромашки, тысячелистника… Да вы лучше меня знаете!
Самому Даниле Тоннер дал записку со своим петербургским адресом.
— Понимаю, скоро свадьба, потом медовый месяц, да и раны зажить должны. А потом приезжайте. Мне слуга нужен, да и кухарка не помешала бы. Умеешь готовить? — обратился доктор к Катерине.
— Пальчики оближете, — заверила она.
— Предложение заманчивое, — рассудительно ответил Данила. — Обещать не буду, с женой надо посоветоваться…
— Уже посоветовались, — прервала будущего мужа Катя. — Конечно, поедем! Вольная, не вольная, все одно — работать. А Тучин мне твой не нравится, хотел тебя в тюрьму упечь.
— Так переживает Сашка, — качая головой, сказал Данила. — Приходил, жалованье предлагал. Просил не бросать. И у меня душа болит.
— И мне будет платить? — ехидно спросила Катя.
— Тебе — нет. Говорит, девок и без тебя хватает.
— Коли Данила не захочет, я сама к вам приеду! Я теперь девка вольная!
— Что с тобой делать? Решено, Илья Андреевич! — решился Данила. — Отгуляем свадебку, и ждите!
Роос уезжать отказался. Собирался днем на похороны князя Северского, а вечером — на Данилино сватовство.
— Крестьянская свадьба отличается чем-то от барской? — стал пытать он на прощание Тоннера.
Терлецкий смотрел на доктора умоляюще — задерживаться в Носовке ему совершенно не хотелось.
— Никогда не имел чести, — дипломатично ответил Тоннер.
— Что ж, будете в Америке — жду в гости! — протянул руку Роос.
— Доберетесь до Петербурга, тоже заходите!
— До зимы бы доехать! — крепко обняв Тоннера, пожаловался ему на ухо Терлецкий. — Он уже спрашивал у Глазьева, скоро ли Глаша родит… Крестины ему подавай!
Тучин с Николаем уже погрузились в генеральский дормез. Ехать решили вместе, благо адъютанту предстояло рапорт в Петербург везти. А коляска, на которой путешествовали раньше молодые художники, была поручена заботам Данилы — пусть пока подлатает да на ней же до столицы добирается. Дядька расстраивать Тучина не стал, ничего не сказал о том, что к новому хозяину уходит, загрузил в дормез вещи и сейчас в пятый раз показывал, где что лежит. Сашка с Николаем снова любезничали, слушали его вполуха, даже с Тоннером попрощались небрежными кивками. Зато Денис прослезился: