— Павел Павлович! Как у вас язык-то повернулся?
— Простите, ангел мой! — развел руками генерал. — Илья Андреевич нас всех уверил…
— И Никодим решил убить пленницу, отомстить за смерть хозяина!
— Предан был как пес! — пояснила Анна Михайловна. — Васька когда-то его от шпицрутенов спас.
— Но убийство, — продолжил Федор Максимович, — Никодим отложил на ночь, днем у него неожиданно появилась другая проблема. Перед приездом генерала на заимку заявился приятель егеря, Савелий, и покаялся, что сдуру сболтнул лишнего кучеру Елизаветы Петровны.
— Савелька-то с какого бока приплелся? — удивилась Анна Михайловна.
Терлецкий охотно пояснил:
— Ему Настя поручила аж две задачи. Ранним утром прокатиться по полям на чагравом мерине, чтоб окрестные крестьяне заметили…
— В женском платье, что ли? — удивилась старуха.
— Про платье не знаю, — признался Федор Максимович. — Вряд ли! Лошадь издалека видна, а наездник нет. Пастух подтвердил, что видел чагравого мерина, этого было достаточно. Второй задачей Савелия было сообщить на допросе, когда обнаружат убитую кабаном Елизавету Петровну, что утром он седлал ей лошадь.
— Никогда Савелий мне не нравился, — промолвила Анна Михайловна. — Забудет выполнить приказание и врет прямо в глаза. Доврался…
— Выслушав Савелия, Никодим испугался, — в который раз продолжил Терлецкий. — Знал: если старшего конюха хорошенько тряхнут, выложит все, как миленький. Тогда Никодиму — каторга, а покойнику князю — вечный позор. Егерь дал приятелю поручение — вывести на аллею спрятанного еще утром в лесу Султана. Мерина найдут, решат, что сбросил где-то наездницу, начнутся поиски, но никому и в голову не придет искать княгиню в подвале у Никодима.
— А меня искали? — поинтересовалась Северская у урядника.
— Сегодня, после возвращения из церкви, хотели приступить, — покраснел Киросиров. — Вчера уже темно было…
— Никодим запретил конюху возвращаться в усадьбу, предложил встретиться у пруда, помянуть князя. — Терлецкий отпил воды из стакана. — Посидели, выпили напоследок, после чего егерь придушил, а затем и утопил друга.
— Каков негодяй, приятеля не пожалел! — возмутился Растоцкий.
— Он очень переживал! — снова подал голос Митя. — А когда Ваньку за вепря решили выдать, всю ночь рыдал!
— Плакал волк над козленком, — усмехнулся Киросиров. Он огорчился — получалось, что урядник вовсе участия в расследовании не принимал. — А вы, юноша, долго за спиной Федора Максимовича отсиживаться думаете? Встаньте-ка! Расскажите сами о своих художествах! — обратился он к Мите.
— Митя ни в чем не виноват! — встряла Анна Михайловна.
— Это, сударыня, не вам решать! — оборвал урядник. — Вставайте, вставайте!
Побледневший юноша поднялся.
— Ну-с, ваше сиятельство! — потер руки Киросиров. — Слушаем-с!
— Никодим утопил Савелия и пошел в усадьбу, — чуть заикаясь от волнения, начал Митя.
— Зачем? Вам доложиться, кого успел убить, а кого нет? — перебил его Киросиров.
— Конюх ему сказал, что у Анны Михайловны удар. Вот и зашел проведать. А мне он бумажки хотел показать.
— Какие бумажки? — заинтересовался Рухнов.