Начальник управления взглянул на Шелестова:
— Значит, так, Максим. Высаживаетесь в квадрате… — Он указал на овал на карте. — Для работы у вас будут документы рабочих по уборке города Риги. А также форма гауптмана вермахта с документами. Это для Сосновского.
— А для чего Сосновскому немецкая форма?
— Лишней не будет. Значит, десантируешься в квадрате…
Глава восьмая
Суббота, 22 августа 1942 года
Полет «ПС-84» длился уже почти два часа. На большой высоте ощущалась нехватка кислорода, клонило ко сну.
Из кабины вышел борттехник. Присел рядом с Шелестовым:
— Как самочувствие?
— Превосходно. Нам еще около часа лететь?
— Где-то так.
— Странно, нас нигде не обстреливали.
Борттехник улыбнулся:
— Такой выбрали маршрут. Самолет идет над районами, где почти нет гитлеровских войск, да и высота позволяет избежать обстрелов с земли. Ночью же немцы свои истребители не поднимают. Так что скоро будем на месте.
— Вы бы хоть кислородный баллон с масками подготовили.
— Ну, высота не такая, чтобы у тренированных людей вызвать тяжелую форму нехватки кислорода, и потом, скоро мы начнем снижаться. Если вдруг через иллюминатор увидите море, не беспокойтесь, заходим со стороны Балтики, так безопаснее.
Сосновский спросил:
— Над морем и уходить будете?
— Да.
— Ну, удачи.
— Это вам удачи, хотя мы еще увидимся.
Самолет начал снижение, дышать становилось легче.
Буторин проговорил:
— Покурить бы.
Шелестов взглянул на него:
— На земле накуришься.
— Ага, ты дашь. Время 20.20, а нам еще топать до окраины Риги тридцать верст. Хорошо если к рассвету дойдем. Местность-то незнакомая.
— Не до рассвета, а до того, как начнет светать. На конспиративный адрес мы должны прибыть до 4.00, максимум до 4.30.
Коган припал к иллюминатору. Сосновский толкнул его:
— Ну что там, море спокойное?
— Да ни черта не видно, сплошная темень. Техник тоже шутник, как сейчас разглядеть море, землю-то не увидишь.
— А какая разница?
— Да никакой.
Коган занял прежнее положение.
В 20.52 в десантную кабину вновь вошел борттехник:
— Приготовьтесь, ребята, как зажжется лампа, открываю дверь и — вперед. Будем над квадратом. Ветер северный слабый, можно сказать, безветрие, это у земли, высота тысяча метров. Если вас раскидает по лесу…
Шелестов прервал его:
— Делай свое дело, старшина.
Борттехник пожал плечами, присел на откидной стул.
Офицеры встали, поправили парашюты, привязанные мешки, пистолеты, шлемы.
Загорелась лампочка. Борттехник тут же открыл дверь.
Первым в темноту шагнут майор Шелестов.
Парашюты раскрылись на высоте двухсот метров, каждый видел друг друга, внизу определили поляну, которая имела довольно обширные размеры. «ПС-84» начал набор высоты, разворачиваясь к морю.
Все удачно приземлились на поляне.
Сосновский подал сигнал «ко мне». Офицеры, сложив парашюты, потащили их к Сосновскому.
Тот указал Шелестову на карьер:
— Смотри, командир, лучшего места, чтобы спрятать парашюты, не придумаешь.
— А если деревенские приедут за глиной? Они как раз тут брали ее для печей.
— Да ладно, кто сейчас будет класть какие-то печи?
— Не скажи, капитан, в Латвии, можно сказать, мирная жизнь. Коммунистов, евреев, цыган постреляли, имущество их забрали, остальное пожгли. А латышей они не трогают. Как работали, так и работают. И марки получают. В Риге, по данным разведки, работают и кинотеатры, и рестораны, и кафе, и даже бордели.