— Здравия желаю, товарищ генеральный комиссар.

Берия подошел вплотную к Грунову:

— Ну, что, подонок, прогулялся к немцам? Смотрю, и форму тебе выдали, и звание полковника присвоили, наслышан о твоем назначении. Сколько солдат и офицеров успел положить на линии фронта?

Грунов, заикаясь, проговорил:

— Я… товарищ Берия…

Генеральный комиссар ударил предателя по щеке:

— Какой я тебе, товарищ, мразь?

— Извините, гражданин Берия. Я… я не виноват, меня вынудили… обманули… я… до последнего не знал, что вышедшие из леса у Стереньки красноармейцы на самом деле фашисты. Они… предъявили документы…

Берия рявкнул так, что задребезжали стаканы с графином:

— Прекрати, мразь! Ты еще будешь мне врать? Ты все прекрасно знал, и этому есть неопровержимые доказательства.

— Нет, гражданин Берия…

Но генеральный комиссар уже давил на кнопку вызова помощника.

Появился старший лейтенант госбезопасности:

— Слушаю, товарищ генеральный комиссар.

— Вызови конвой, этого… — он указал на Грунова, — в подвал, следователям работать в самом жестком режиме. Подготовить документы к передаче в трибунал.

— Есть, товарищ генеральный комиссар.

Вскоре четверо сержантов практически вынесли обессилевшего Грунова из кабинета наркома.

Берия залпом выпил стакан воды.

— Вывел из себя, подонок.

Платов спросил:

— Его будут судить?

— А ты удивлен?

— Да такого нужно сразу к стенке ставить.

— Товарищ Сталин еще до операции говорил об открытом процессе, чтобы другим неповадно было.

— Да, конечно.

Берия подошел к Шелестову:

— Что, майор, трудно пришлось?

— Нет, товарищ генеральный комиссар, практически вся подготовительная часть операции — заслуга «Гудвина», капитана госбезопасности Ремезова, мы только захватили пилота, аэродром и самолет.

— И это ты называешь «только»? Аэродром-то наверное, охранялся?

— Ерунда — отделение солдат. Даже не СС и СД. С ходу уничтожили. Ремезов передал, что вечером выйдет на связь, сообщит обстановку в Риге. А там сейчас весело.

Берия улыбнулся:

— Еще бы. Как старался Гиммлер засекретить объект «Тайфун», какие ходы предпринимал, даже прорыв линии фронта, сколько надежд возлагал на будущих ликвидаторов, и все пошло прахом. Не уверен, что ему после этого придется долго руководить Главным управлением имперской безопасности, впрочем, он личный друг Гитлера, но это, как ты, майор, сказал — ерунда. Придет время, всех их на чистую воду выведем.

— Разрешите вопрос? — спросил Шелестов.

— Спрашивай.

— Вернее, два вопроса.

Берия улыбнулся:

— Тебе сегодня можно сколько угодно.

— Первый и главный: как Сталинград? Держится?

— Держится. И выстоит. Мало того, Гитлер получит там оплеуху похлеще, чем под Москвой. Красная армия не сдаст город. В этом можешь не сомневаться. Больше скажу, разгром фашистской армии на Волге станет началом конца Третьего рейха.

— Понял, спасибо.

— Что за второй вопрос?

Шелестов взглянул на Платова. Старший майор уже все понял.

— Ребятам бы повидаться с женами.

Нарком ответил, не задумываясь:

— Разрешаю. А что, ваш Сосновский опять куковать один будет?

— Пусть кукует, раз не обзавелся семьей. Он хотел подать рапорт, чтобы его отпускали изредка в Москву.