Справа показалась взлетно-посадочная полоса. Слева, на удалении триста метров, — палатка охраны и бомбардировщики.
Колонна не спеша направилась к цели.
Часовых оказалось трое. Двое непосредственно у самолетов, вооруженные винтовками, один — в обложенной мешками с песком «чаше». Из нее торчал пулемет MG.
Сосновский крикнул Когану:
— Боря, подрывай гранатой пулеметную точку, Шелестову до нее не успеть. Если они откроют огонь, нам мало не покажется — пулемет всех порвет в клочья.
— Понял.
В «Опеле» Буторин приготовил гранату, Шелестов взвел «ППШ».
Колонну увидел пулеметчик, что-то крикнул в сторону палатки.
Из нее вышли двое, один в форме фельдфебеля.
Немцы недоумевали: кого это несет? Фельдфебель разглядел Сосновского в форме гауптмана, но вот водитель почему-то был в гражданке. Людей в «Опеле» он не видел.
Ощущение опасности пришло к фельдфебелю слишком поздно. Он рявкнул, пулеметчик передернул затвор, часовые вскинули винтовки. Из палатки выскочили еще трое. У этих были при себе автоматы МР-40.
Но первыми открыть огонь немцы не решились, мысль в голове фельдфебеля о внезапной проверке караула не позволила ему дать команду открыть огонь на поражение.
А Сосновский медлить не стал. Он кивнул Когану, когда тот подъехал к «чаше» метров на пятнадцать:
— Стой, Боря! Работаем.
«Кюбельваген» резко затормозил. Сосновский вскинул автомат. Часовые у самолетов находились на открытой площадке и были хорошо видны. Он нажал на спусковой крючок, две первые очереди сняли их.
Одновременно Коган забросил «Ф-1» прямо в «чашу» пулеметчика. Прогремевший взрыв разметал по бетонке разорванные мешки, пулемет и пулеметчика. Досталось и фельдфебелю. Получив осколок в живот, он бросил автомат и рухнул на землю.
Слева от «Кюбельвагена» встал «Опель». Из него полетела граната в сторону палатки. И вновь оглушительный взрыв, за ним — крики, вопли. Осколки разлетелись во все стороны — едва не погиб сам Шелестов. Два острых куска металла пробили крыло «Опеля» в каких-то сантиметрах от присевшего за ним майора.
Буторин из-за машины расстрелял двух рванувших к лесу охранников.
Шелестов отдал команду:
— Зачистить объект!
Офицеры перебежали к палатке. Двое раненых корчились на бетонке. Их и едва живого фельдфебеля добил Буторин.
Командир группы приказал:
— Пилота сюда.
Буторин вывел бледного гауптмана.
Шелестов спросил:
— На каком самолете полетим?
Шварц кивнул в сторону полосы:
— На любом. Проще вырулить на ближнем.
— Но его могли повредить осколки. Берем крайний дальний.
— Я должен вас предупредить: кабина пилотов рассчитана на четырех членов экипажа, а нас, получается, шестеро.
— Подфюзеляжная гондола?
Шварц кивнул:
— Туда может сесть один человек за пулеметную установку, но — захваченный вами полковник?
— Его положим между креслами.
— Тесно будет.
— У нас говорят: в тесноте, да не в обиде. Твой «юнкерс» может нести в бомбовом отсеке две с половиной тонны бомб, что для него какие-то восемьдесят килограммов!
Летчик покачал головой:
— Так не положено летать.
— Это у вас, — усмехнулся Сосновский — у нас в бомбоотсек набили бы взвод десанта.