Все же расследование должно было продолжаться, и я не оставлял попыток раздобыть хоть нескольких рабочих, чтобы раскопать пустырь. Кроме того, мне требовались помощники, которым можно было бы поручить рутинную работу.
– Нельзя ли выделить хотя бы двух-трех человек? – спросил я полицмейстера за завтраком в столовой «Диониса». – Мне необходимо установить личность последней жертвы, а для этого нужно выяснить, не приезжала ли она к кому-нибудь, кто живет в Кленовой роще или поблизости.
– Разве эти люди не сообщили бы в полицию о пропаже своей гостьи? – резонно заметил Армилов. – А людей у меня для вас нет, я и сам скоро снова уеду. Кстати, со мной прибыл хозяин сгоревшей харчевни, сейчас он в полицейском участке. Думаю, на какое-то время ему придется поселиться в «Дионисе». Больше податься некуда.
– А Петербург? – спросил Мериме.
– Дорога в город закрыта, повсюду огонь. Можно, конечно, ехать в обход, но лошадей сейчас не достать. Да и что делать в Петербурге?
– Пожар начался в харчевне или на станции?
– В харчевне. От нее огонь перекинулся на соседнее здание. Конюхи едва успели вывести лошадей. Загорелось-то ночью, когда все спали.
– Во сколько? – спросил я.
– Около четырех.
– Рассматриваете возможность поджога?
Полицмейстер пожал плечами и ответил:
– Видите ли, причина возникновения пожара непонятна. Хозяин харчевни проснулся первым, и огонь уже бушевал вовсю.
– Где именно? – спросил я.
– Я так понял, что на первом этаже. По-видимому, из камина выпал уголек.
– Хозяин топил камин в такую жару?
– Возможно, сушил что-нибудь.
– Мы можем поговорить с хозяином?
– Конечно. Заходите в присутствие. Его зовут Никанор Рубашкин. Может, вы видели?..
Мериме отрицательно покачал головой.
– Он вам понравится, – пообещал Армилов. – Славный мужик. Жаль, что с ним такое случилось. Теперь он разорится – если, конечно, не держал сбережения в банке. Но это едва ли. Здешний народ не любит выпускать денежки из рук.
– А картина, которая висела в харчевне над камином, тоже сгорела? – спросил я.
– Семейный портрет Вышинских? Да, разумеется. Когда Никифор спустился, от нее одни угольки остались. Поэтому все и решили, что пожар возник из-за искры. Картина-то над самым камином висела.
– Понятно.
Когда Армилов закончил завтрак и встал из-за стола, я спросил:
– Когда нам явиться в присутствие, чтобы поговорить с Рубашкиным? Сейчас?
Полицмейстер ненадолго задумался и проговорил:
– Надо оформить его показания и еще кое-какие документы. Давайте сделаем так. Я привезу его к вам сюда часа через полтора.
– Если, конечно, вас не затруднит…
– Нисколько. Кстати, я просмотрел записи в архиве – те, что касаются отъезда Бродкова из Кленовой рощи. Он действительно отлучался отсюда лишь однажды. Принимал дела.
– Вы уверены, что любой его отъезд непременно был бы зафиксирован?
Армилов рассмеялся.
– Дался же вам этот старик, Петр Дмитриевич! Неужто вы всерьез думаете, будто он убийца? – произнес полицмейстер, покачал головой и откланялся.
– Я так понимаю, что вы подозреваете поджог, – сказал Мериме, когда дверь за Армиловым закрылась. – Причину видите в сходстве последней жертвы с портретом Марии Вышинской. Уж не думаете ли вы, что изображение сошло с холста и самолично учинило пожар?