Я возвратился в свой номер, запер дверь, подошел к окну и закрыл его. Потом разделся, задул свечи и лег.
В комнате было душновато – несмотря на проветривание. Я думал о том, что число подозреваемых не так уж и велико. В сумасшедшего, случайно забредшего в Кленовую рощу, я верил мало. Скорее всего, убийца – кто-то из местных. Странно, правда, что последнюю жертву никто не опознал. Да и голый мужчина под окнами графского поместья путал карты – если, конечно, горничная не сочинила свою историю.
Не прошло и четверти часа с тех пор, как я улегся, когда с улицы донеслась тихая музыка. Мелодия была печальной и заунывной. Кажется, кто-то играл на скрипке или альте. Я приподнял голову и прислушался. Звуки постепенно приближались.
Кто мог пиликать среди ночи под окнами гостиницы?
Прошло минуты две. Мелодия раздавалась уже совсем рядом. Я откинул одеяло, спустил ноги на пол и встал. Поскольку в комнате было темно, я не опасался, что меня могут увидеть снаружи.
Инструмент взял протяжную, душещипательную ноту. Смычок, кажется, дрожал.
Я подошел к окну и выглянул на улицу, не отодвигая занавеску. Во дворе было темно. Я надеялся заметить хоть какое-нибудь движение, но все дышало спокойствием.
Пока я стоял, музыка начала отдаляться.
Я решил, что какой-то подгулявший скрипач прошел мимо гостиницы, и вернулся в постель. Вскоре стало тихо – только едва слышно пел за стенкой сверчок. Я закрыл глаза и постарался заснуть.
Но тут что-то стукнуло в мое окно – будто в него кто-то бросил камешек. Я резко сел и вгляделся во тьму. Снова стук.
Мое сердце забилось сильнее, но я чувствовал не страх, а любопытство, выбрался из-под одеяла, подкрался к окну и выглянул, стараясь не задеть занавеску и не выдать своего присутствия. На улице было по-прежнему темно. Кто бы ни стоял во дворе, он не хотел быть замеченным.
Я стоял и прислушивался. Может, просто ночное насекомое ударилось о стекло? Или птица на миг присела на подоконник и ткнула клювом? Не слишком ли я стал мнительным?
Резкий стук заставил меня вздрогнуть. Должен ли я отворить окно и отозваться? А ну как схлопочу пулю?
Все же любопытство побороло осторожность. Я прижался лбом к стеклу и уставился в темноту, надеясь, что мне будет подан какой-то знак.
Вдруг прямо передо мной возникло мертвенно-бледное лицо. Оно материализовалось из ничего.
От неожиданности я отшатнулся так поспешно, что потерял равновесие, взмахнул рукой, ухватился за занавеску, но не удержался, упал и сорвал ее.
То же лицо неподвижно висело в воздухе за окном. Оно принадлежало женщине, довольно молодой, но, должно быть, тяжело больной. Кожа обтягивала череп так плотно, что в некоторых местах выглядела почти прозрачной, на лбу проступали синеватые прожилки. Светлые, будто выцветшие глаза смотрели на меня пристально, и в них читалась мрачная решимость.
Мне вдруг подумалось, что какая-то сумасшедшая сбежала из-под присмотра сиделки и вскарабкалась по стене гостиницы, ведомая Бог весть какой навязчивой идеей.
Я выпутался из оборванной занавески, встал на колени. Как глупо было пугаться…